Женщины-плакальщицы из обители святой Виргинии сидели в дальнем закутке зала дома Хорне, отдыхали от пол-тыщи лиг, проделанных пешком, морем и на повозках. Хайни отыскал им дорогущее вино, а они старались не притрагиваться лишний раз. Лишь изредка отпивали, опасливо косясь на подошедшего и ревущего над ними человека. Лишь когда кто-то из краснороже-обветренных мареманнов, морских людей, одноногих или безухих, ходивших со стариной Хорне в схватки и на абордаж, оказывался рядом. Поднимал полную кружку, рог или чашу, обливая себя и их пивом, ревел, плюясь щербатым ртом… лишь тогда они пили красное сладкое пойло.
– За Хорне, соленого пса, грабившего острова и города! Ху!
Хайни чуть вздрагивал, зло косясь на крикунов и сестер Вирго, косился и молчал. Даже когда:
– Ху!!! Ху-у-у!!! Хорне! Хорне!
Он даже понимал сестер в бело-черном. Ведь чаще кричали другое.
– Кишки-Вон! Ху!!
Вот теперь Хайни полностью остался один. И из всей семьи с ним лишь дедов тесак, тяжелый, как дедов характер, черный, как его душа и кривой, как выпавшая морская дорога. Ху, соленый пёс, ху, Кишки-Вон, ху, дед…
Хайни знатно набрался вечером, травил несколько раз, выходя и почти падая за порог. Последний, вроде бы, случился прямо в зале. Под скамью. И запомнилось только черно-белое, окружившее со всех сторон и громко прогонявшее совсем хмельных бандитов-калек.
Вспоминать это спросонья оказалось тяжелее чего-либо прочего. Неужели не почудились мягкие руки, укладывающие спать, до этого умывшие, стащившие испачканную одежду? Охох…
– Эй, малыш, ты проснулся?
Неужели сестры Вирго все здесь? Да ну…
Ого…
– Какой прыткий щеночек… Какой наглый кобелек, а? Еле-еле в себя пришел после вечера, где накидался как паршивый забулдыга, а все туда же… Взрослым теткам пялиться в вырез сорочки. Нахал, что и говорить…
Подросток Хайни подумал-подумал и спрятался внутрь. Выпустил наружу кого сейчас надо, чертова, мать его морскую цыганку, Хайнриха Хорне Кишки-Вон. Пусть и последнего, да еще и совсем зеленого. Наплевать!
– Я тебя приглашал?!
Улыбка заставила покраснеть. Такая улыбка на таких красных губах, полных и манящих, может обещать многое. Ему же она просто сказала: наглец ты и есть наглец. И никто больше. Пока.
– Нет. Но у меня есть две вещи, нужные тебе… шкипер Хорне.
– Я пока еще не шкипер.
– Пока. Так и будешь сидеть в кровати, кутаясь в одеялко? Замерз, бежняжка? Ты же мареманн, как твои предки.
Мар-хунд тебя задери, женщина!
Хайни сел. Босые ноги обжег ледяной камень. Бр-р-р, ладно… И встал, как был, в одном нательном белье ниже пояса. Развязавшемся белье.
– Мм-м, – проворковала красногубая, – а щеночку есть чем похвастаться, как посмотрю. Оденься, юный прелестник, а то похоть начинает одолевать. А нельзя, сам понимаешь.
– Поч-ч-чему-у? – поинтересовался разом продрогший Хайни.
– Мой горячий язычник, на дворе осень, неделя Страдания. Верующим стоит проводить время в мыслях о спасении от мук преисподних. А не в глупых греховных фата-морганах. Тем более ты чересчур юн. Я бы сказала, даже зелен. Хотя…
Хайни завязал тесемки брюк. Натянул теплые чулки, заботливо лежавшие у платья на колченогом табурете. Накинул тюленью безрукавку мехом внутрь. И повернулся к ней.
Вырез? Вырез, да. Но и кроме него… очень красиво.
Закинув на стол длинные, стройные ноги в высоких, сшитых явно на заказ сапожках для верховой езды, в большом отцовском кресле сидела темноволосая и высокая молодая женщина.
Девушка, лет на шесть старше Хайни, обозванного юным и зеленым.
Темно-красный и расшитый золотом кафтанчик, расстегнутый на все пуговицы, кипельно белую сорочку в кружевах, туго натянутую на груди. Большие, ярко-синие глаза внимательно разглядывали Хайни. Улыбка на пухлых и ярко красных от помады губах. Еще бы…Хайни выругался про себя. Нечего пялиться, точно.
Она вздохнула. Медленно и чуть подавшись вперед. Вырезом… мар-хунд ей в… Вырезом в проклятущих белых воздушных кружевах. Прямо в декольте, где, в такт дыханию, мерно поднимались две великолепных смуглых выпуклости с тонкой, на вид прямо бархатной, кожей. Левая украшена кокетливой мушкой в виде кораблика. – Меня зовут Флоренс, шкипер.
– Угу…
Строгий Хайнрих Хорне неожиданно испарился. Остался Хайни. Что-то вдруг растерявшийся. Динь-динь-динь… Снова дождь барабанит по водосточной трубе. Старый Хорне всю жизнь хотел жить как в столицах Номедов. Черепица, канализация, даже отдельная терма… Чего не решился просто уехать? Хех, он же был Хорне Кишки-Вон, переедешь тут. Раз, и болтаешься в петле.
– Что ты хотела… – он покатал на языке странно звучащее имя. – Флоренс?
– Правильный вопрос, малыш. Но, для начала, следовало предложить гостье хотя бы вина. И не беспокойся, дурочки в балахонах с радостью поделились со мной вином. Ну или похожей по цвету и запаху дрянью. Ты же не против?
Хайни сел на стул. Тррр… сказал тот, треснув еще больше, пришлось встать и убрать его подальше. А красивая незванная Флоренс спокойно наливала дорогущее красное в серебряную, с цветной эмалью, кружку с крышечкой. Да, посуды в доме еще хватало. Надолго ли?
– Хм… на вкус даже ничего. Бери лиможанское молодое в следующий раз.
– Спасибо. Мар-хунд тебя задери, что тебе надо?
– Золото за работу и все остальное как приз, все, что найдешь.
– Не понял.
– Золото для тебя, дурачок. Пятьсот доккенгармских львов тебе и по пятьдесят остальным в команде. А взамен ты просто возьмешь торгаша, через неделю отходящего с севера. Заберешь груз, чтобы передать мне и все, что останется целым. Может, сможешь увести судно. Только продавать его стоит в Норгейр, не иначе.
– Почему я?
Красивая Флоренс красиво улыбнулась. И потянулась, не менее красиво.
– Кто станет грабить купца возле самого дома? Только тот, кому нужны деньги. Как тебе, малыш Хорне. Или ты решил разводить овечек? Бе-е-е, такие мягонькие милые бяшки, ни риска, ни чего другого.
Хайни прикусил губу. Ведьма права. Дает деньги и просит отработать.
– Где?
– Золотые мели.
Два дня на всех парусах оставшегося судна, "Дикого Кота". Хм…
– Почему купец пойдет там?
– Ну-у-у, малыш, подумай. Ты же не просто ешь в свою милую головку, ты же ей еще думаешь. Дед или отец точно сообразили бы быстрее…
Купец боится. Значит, шкипер неопытный и хозяин тоже. Опасаются норгов с их вытянутыми весельными "змеями" и опасаются лихих ребят Стреендама. Не понимают, что лучше было бы прийти сюда и нанять легкую флекку в попутчики. Им же хуже.
