А вот на стеле, как мне рассказывали, есть имена всех восьмидесяти, вьется надпись: «Смерть всегда только смерть. Смерть за родину — бессмертие». Дело читателя: принимать или не принимать. Но с этой точки зрения восставать стоило.
Тут же возникают ассоциации — 80 армянских монахов, оглохших от рева 300 персидских пушек, защитники Киева от монголов в 1240 году, «поляки» в русском городе Дубно — у Гоголя. И там и там европейцы стояли насмерть против нахлынувшей из Азии орды.
Восставать стоило уже для того, чтобы возникли эти ассоциации. Чтобы были расставлены точки над i и чтобы за «польским вопросом» видели бы не «семейный спор» тех, кто «должен» быть в подданстве императора Российского, и не «просто» расширение Российской империи, а преступление и гадость.
Когда Российская империя распространялась на Кокандское ханство или на государство Шамиля, в Европе это могли только приветствовать. А! Это потому, что они только себя уважают! Ясное дело, для них только европеец и человек, — скажет тот, кто начитался Льва Гумилева. Нет, господа, не поэтому. Наверное, и ксенофобия в таких оценках тоже есть. Но это ведь чечены торговали людьми, и это в Коканде, а не в Варшаве и даже не в Москве в 1827 году приходилось 1100 русских рабов из 30 тысяч населения.
Когда Скобелев, небрежно поплевав на пальцы, пообещал кокандцам, что если через час город не капитулирует, то через два часа города не будет на месте… Когда горная артиллерия, задрав стволы, поливала последнюю столицу Шамиля, аул Гуниб, навесным огнем, — это Европа шла на Азию. Те, кто не торгует рабами, запрещал торговать тем, кто торгует. Не евшие человечины запрещали людоедам есть людей.
А вот в Польше все было наоборот. В Праге русские солдаты показали себя как азиаты, вломившиеся в Европу и затеявшие «мясо белых братьев жарить». Так, кажется, у Блока?
И Прага стала символом. Навсегда. И для европейцев (в том числе и для поляков), и для русских. Насчет русских, правда, маленькая, но важная деталь: преступления солдат Суворова в Праге изо всех сил пытались скрыть.
Не только ни в одном художественном произведении, не только ни в одном фильме не было образа «чудо-богатыря», идущего по Варшаве с польским младенцем на штыке. В советское время сам факт погрома не упоминался НИ В ОДНОМ учебном или справочном пособии. Само упоминание Праги как заключительного эпизода военных действий упоминается в более поздних справочниках — БСЭ и Советской исторической энциклопедии. Во «Всемирной истории» 1955 года выпуска и самого слова этого нет. В школьных учебниках и в учебниках для педагогических институтов скрывалось, что Суворов возглавлял царские войска при подавлении Польского восстания 1794 года. Нельзя же «бросать тень» на национального героя.
И, уж конечно, до сих пор — ни малейших упоминаний русских зверств! О погроме, учиненном в Праге, нет НИКАКОГО упоминания ни в ОДНОМ учебнике, ни в одном справочном пособии, вышедшем в Российской империи или в СССР.
Насколько русские и советские власти боялись памяти о Праге, говорит хотя бы хитрая подтасовочка, сделанная в польских учебниках времен «народной республики».
В учебнике 1968 года все еще более-менее корректно: «Войска Суворова 2 ноября (1795) подошли к Праге. 4 ноября после кровавого штурма, во время которого погиб генерал Ясинский, он взял Прагу и устроил резню ее жителей. Король приказал жителям капитулировать».
В учебнике 1976 года — уже другая версия: «Главнокомандующий царских войск Суворов прибыл к Праге и в течение двух дней успешно провел заключительный штурм. Во время защиты Праги погиб генерал Синский, возглавлявший восстание в Литве. Немного погодя капитулировала Варшава, и восстание завершилось».
Как видим, нет ни слова о резне жителей. Нет и классово неверного слова «король». Но и это не все! В учебнике 1979 года возникает предместье Прага, но уже в связи с событиями совсем другого времени. 12 мая генерал Пилсудский «расправился с рабочими Праги», поднявшимися на восстание. «Бои продолжались три дня, 400 человек были убиты и более тысячи ранены».
Разумеется, тут сплошные передержки. И восставали вовсе не только рабочие, а самые широкие слои населения, оставшиеся верными режиму Войцеховского.
И не играла именно Прага особого значения в событиях.
Но придумано хитро, ничего не скажешь! Теперь слово «Прага», всегда бывшее для поляков символом русской жестокости, должно стать символом жестокости «буржуазного националиста» Пилсудского
[94]
.
К счастью, было это уже в 1979 году, накануне действий «Солидарности», когда Польша окончательно перестала быть «послушной» Москве. Впрочем, и раньше в Польше сосуществовали как бы ДВЕ национальные истории. Одну, официальную, изучали в школах, а другую, неофициальную, дети узнавали от родителей и из книг. Так было и после разделов во всех трех зонах оккупации — российской, австрийской и прусской, так было и при советском режиме. Поляки ухитрялись прямо-таки мастерски доносить до сведения то, что считали истиной.
Разумеется, одной из страшных тайн советского времени было то, что советские войска сознательно прекратили наступление на Варшаву, чтобы дать нацистам подавить восстание: советам не нужно было независимое польское правительство.
Но вот Анджей Вайда выпускает фильм «Канал». В этом фильме все достаточно «правильно» — польские повстанцы, нацистские каратели, все «верно». В фильме повстанцы, скрываясь в туннелях городской канализации, ждут, когда их спасет советская армия. Вот нарастает канонада, вот они! Повстанцы выходят, и канонада смолкает: советские войска остановились. Повстанцы погибают под немецкой картечью, и тоже все вполне «идейно».
Но зрители, смотрящие фильм по «легальной» версии истории, получают импульс из «нелегальной» сферы. И они, и как будто подмигивающий им режиссер прекрасно знают, ПОЧЕМУ прекратилась канонада. Это остановились советские войска, чтобы обречь на смерть польских патриотов
[95]
.
Так что не знаю, очень может быть, и с упоминанием Праги поляки бы что-то придумали бы…
Бой после победы
Но и Третий раздел Польши, оказалось, еще не конец. После наполеоновских войн Польшу «пришлось» переделывать еще раз, и тоже в пользу Российской империи. Как ни странно, на этот раз нигде не воевал Костюшко — то ли стал стар, разменяв шестой десяток, то ли разочаровался во всем уже окончательно.
В 1796 г. Павел I назло матери освободил 12 тысяч пленных поляков, в том числе и Костюшко. Тот уехал в США, в 1798-м — в Париям Сохраняя верность принципам, отверг предложения Наполеона в 1806 году — республиканцы не служат тиранам! Позже (1815) отвергнет и предложение о сотрудничестве Александра I.
Так и будет жить и помер в почти добровольном изгнании, в Швейцарии, нуждаясь все больше и все более недовольный всем на свете, до смерти в 1817 году.
