Не только простолюдины проявляли удивительную спесь в сочетании с таким же удивительным отсутствием чувства собственного достоинства и элементарного самоуважения. Бояре в Боярской думе вполне могли плеваться, пинаться, таскать друг друга за бороды, то есть вести себя как малые дети. Драки бояр в думе — это не поединки по неким правилам, не «божий суд», а примитивный мордобой, в котором «порвать пасть» или «выткнуть моргалы» — вещь совершенно обычная. Что не вызывало осуждения.
Потребность в самоуважении в таком обществе не распространяется на индивида. Сам себя московит, естественно, не уважает (как прикажете уважать человека, который и в 50 лет «духовно млад» настолько, что его можно публично высечь?). Уважения он требует в той группе, к которой себя причисляет.
Подросток агрессивен и охотно дерется с другими только для того, чтобы «знали наших» или чтобы «показать им, чтоб не дразнились, а то они дразнятся». Подросток жесток, плохо понимая разницу между игрой и реальностью. Подросток любит объединяться с другими, чтобы быть сильнее «других» и чтобы вместе конкурировать с тем, кто больше, сильнее и агрессивнее каждого по отдельности. Подросток легко принимает самую примитивную иерархию и хочет только занять в ней «подобающее» место.
Государство, запрещая «бесовские игрища» или вторгаясь в частную жизнь людей, тоже обращается с ними как с подростками или даже как с детьми. Оно вовсю эксплуатирует особенности подросткового возраста, давая взрослому младенцу то, чего жаждет его душа: иерархию, «свой» клан, полную возможность самоутверждаться, делая карьеру или побеждая кого-то. Возможность обожать и ненавидеть одновременно коллективного жестокого «отца», на месте которого каждый подросток легко может себя представить.
Подросток легко доходит до крайностей во всем, а как раз умеренность, самоограничение, дисциплина раздражают его, кажутся предельно скучными. Он уже может освоить какие-то занятия взрослых, особенно чисто технические, не требующие особого ума и умения планировать (работать на станке, водить машину, стрелять), но сам образ жизни взрослого ему непонятен и скучен. Если бы он имел такие возможности, как папа и мама, он бы не вылезал из ресторанов, все время куда-нибудь ездил и купил бы большой черный пистолет! А глупые родители почти не бывают в ресторанах, много работают и вечно заняты какой-то скучищей…
Подросток еще не понимает, что сами-то возможности взрослых, вызывающие его зависть, тесно связаны именно с этими скучными занятиями и не существуют отдельно от них.
Так же и биологически взрослый московит любит бежать в «своей» группе, вторгаться в Ливонию и Великое княжество Литовское, показывая всем окружающим, что он и его стая большие, сильные и страшные. Он может рубить саблей и стрелять почти так же, как настоящие солдаты (чтобы совсем так же — это надо учиться, а вот этого он и не умеет и не любит). Он наводит страх на европейцев (на скучных взрослых!) — и получает от этого такое же наслаждение, какое получает в подворотне шайка четырнадцатилетних хулиганов, при виде которых пожилая пара ускоряет шаги.
Но они не понимают, как выглядит их поведение со стороны, а если им это показывают — способны только на совершенно ребяческую обиду (например, не переводят книги о себе, делая вид, что их вовсе не поставили в угол). Так же точно они не понимают, что богатство страны определяется вовсе не количеством награбленного золота, а занятиями населения этой страны. Что сколько бы и каких сокровищ они ни увезли из Ливонии в Москву, Москва останется скоплением темных изб, окруженных грудами навоза и человеческих фекалий, опасных для здоровья и вонючих, а в Риге и Кракове «поганые немцы» и «чертовы ляхи» все равно будут жить интереснее и богаче.
Московиты с огромным трудом способны понять (и то далеко не все), что, если они хотят быть богатыми — надо не завоевывать чужие земли и не бежать за соболями и песцами в Сибирь, а работать интенсивнее и лучше. Эта мысль им неприятна и скучна, как двенадцатилетнему подростку; подросток ведь сто раз предпочел бы не копить деньги в банке, а получать богатство таким же увлекательным способом, как герои «Острова сокровищ».
Глава 8. ИСТОРИЧЕСКАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ
Легко показать, что любая теория, односторонне определяющая общество каким-то одним аспектом общественной жизни, ложна.
Раймон Арон
В числе «исторических виртуальностей» — несбывшихся, но в принципе возможных вариантов — называют и создание единого Польско-Литовско-Московского государства. Первой обсуждавшейся кандидатурой на пост монарха такой Унии был наш старый знакомый Великий князь Московии Иван IV.
Попробуем выяснить — что же за перспектива нам светила?
Скипетр Ивана над Польшей
Принято полагать, что Иван IV очень любил первую жену, и именно поэтому она могла играть роль светлого ангела при нем.
Но когда в 1560 году Анастасия внезапно умерла, скорее всего, была отравлена, Иван ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ начал поиски новой жены. Я не считаю, что в 30 лет Иван должен был уйти в монастырь, но эта деталь, помоему, сильно противоречит принятой версии.
В то время Польша и Великое княжество Литовское еще не объединились и находились в «личной унии», то есть имели одного короля и Великого князя — Сигизмунда-Августа. У короля были две незамужние сестры; боярин Федор Иванович с прекрасной фамилией Сукин был послан с посольством и уговаривал Сигизмунда-Августа выдать одну из них за Ивана.
Младшую сестру короля, Екатерину, Сукин видел тайком в церкви и расписал Ивану как мог. Ивану — вот пример для всех кротких, богобоязненных людей! — не нужно было много, чтобы увлечься новой девицей. Он тут же увлекся Екатериной по одному лишь описанию. Кроме того, Сигизмунд-Август не оставлял наследников… Помимо красоты невесты, брак с ней давал еще право на две короны, впервые замаячила идея объединить все три государства под одним скипетром…
Сигизмунд-Август не хотел родниться с Иваном, Екатерину при одной мысли о таком «женихе» била дрожь. Ивану передали, что Екатерина уже просватана, и она быстро, в 1562 году, вышла замуж за брата шведского короля Юхана, герцога Финляндского.
Ярости Ивана IV не было конца и предела. Достаточно сказать, что, ведя армию под Полоцк, он с собой возил гроб, в который, по его словам, должен лечь или он, или Сигизмунд-Август. В конечном счете, никто в него не лег, но это уже совсем другая история.
В Швеции же приключилась история плохая, и, в общем-то, не к чести шведов. Старший сын Густава I, основателя династии Ваза, Эрик, был королем. Младший сын Густава, Юхан, мог наследовать трон, если у брата не будет детей. Детей не было, а отношения между братьями были очень скверные, тяжелые. Настолько, что когда Иван IV просил руки Екатерины Ягеллонки, Эрик (которого Иван IV именовал «коронованный купецкий сын Эрик»), король Швеции, готов был даже отдать Екатерину, посадив в крепость ее мужа. Сказалась ли любовь к мужу или Екатерина знала, что такое Иван IV (или и то и другое), но она показала московитским послам кольцо с надписью: «Ничто, кроме смерти». Вроде бы должно было дойти, что даже резать Юхана бессмысленно.
