– Все хотят знать, кто так поддерживает фонд!
– Эва!
– Ну, ладно. Конечно, – она становится печальной, складывает документы в скромный портфель, напоминающий мне школьные годы чудесные.
Мне не нужна лишняя шумиха и тем более слава. Я просто обязан жертвовать в этот фонд, помогающий сотрудникам МЧС пострадавшим при исполнении служебного долга.
Я с вами, ребята! Я вас понимаю и поддерживаю. Я пережил такое, что до сих пор содрогаюсь. Но у меня был отец, который оплатил лечение. И дико корёжит мысль, что кто-то из парней, вытаскивающих людей из пожара, рискующих своей жизнью, не может восстановиться, потому что тупо нет денег. А деньги – это не проблема. Проблема в том, что настоящих героев не ценят.
Нет, я не считаю себя героем. Скорее наоборот. Часто ругаю за то, что не хватило сил отказаться от отцовских денег и вернуться обратно в пожарные. Психологический барьер, рыдающая мать, настаивающий на своём отец. И лукавить себе не буду, лёгкая жизнь. Да, бизнес изматывает, но отдачи в виде душевного спокойствия не получаешь, как на опасной работе.
Моя зарплата, процент, который я выплачиваю со своего дохода в фонд помощи, всего лишь песчинка на фоне морского берега реальных подвигов.
А на ваши письма ответит Эва, она у меня умница.
Я беру её за плечи и целую в лоб.
– Не заглянешь к нам?
– Нет-нет, мне надо идти, – испуганно смотрит девушка и натягивает улыбку.
– Беги, – тихо усмехаюсь, отпуская эту птичку.
С фондом разобрался, по-деловому застёгиваю все пуговицы на пиджаке.
Теперь, Константин Михайлович, ты и твоя корпоративная ОПГ.
Я вас, ебаных игроков, сегодня приструню.
Банкетный зал весь в неоновых фонарях. Белые скатерти, круглые столы. У трибуны, где будет выступать мой отец на фоне экрана, пока играет саксофонист создавая уютную атмосферу и непринуждённую обстановку. Вечерние наряды, ароматы дорогих духов.
Ко мне подходит Стелла, моя бывшая любовница. В тот момент, когда она целует меня в щёку, замечаю Ладу.
Она видит. Она смотрит на меня.
Стелла своими силиконовыми губами что-то лепечет, но я оцениваю ситуацию.
И глаз от малышки отвести не могу.
Она просто охренительна в простом строгом брючном костюме. С высоким хвостом. Грива роскошная.
Сегодня я заставлю ее стоять на четвереньках.
Буду держать за этот хвост и вбиваться в податливое тело с размаха. А она – будет стонать. Так, как она только и умеет, нежно, жалобно и заводяще.
Лада стоит в обществе моих родителей. Разговаривает, улыбается.
На меня больше не смотрит.
Один раз только и глянула, оценила…
- И вот я подумала, котик…
Стелла. Бля, она все еще тут!
Я понимаю, как это со стороны выглядит. Трешово. Словно я с ней пришел. Ну надо же, прямо на входе словила!
Как назло! Объясняй теперь вспыльчивой малышке, что не козел.
Но ничего, объясню. А потом – в постель. Хвост обновлять. И маечку эту, роскошные формы обтягивающую. Пол зала пялится на нее. Скоты!
Нечего на мое смотреть!
Лада норовисто отворачивается, хвост взлетает.
Прищурившись, наблюдаю картину, не реагируя на слова стоящей рядом женщины.
Козочка моя.
Наверно, сначала все же в постель. А потом все объяснения.
Или во время.
Да, это – самый правильный вариант. Логичный и беспроигрышный.
Вот только с делами управлюсь.
Стеллу отстраняю от себя, не сказав ей ни слова. С трудом отведя глаза от Лады, выискиваю в зале юристов.
Не нахожу.
Чёртовы игроки!
Разворачиваюсь, иду обратно в холл. Замечаю, как выходит из узкого коридора, ведущего к уборным, молодой Паша.
Паша, запавший на мою Ладу почти с первого взгляда, как, собственно, и Константин Михайлович.
Идёт, тварь, глазёнки хитрые, морда довольная. Быстрым шагом достигаю Пашу и настырно толкаю его из холла обратно в коридор.
Паша понял. Он понятливый, сука. Противиться не стал. Я его в первую попавшуюся дверь запихиваю. Оказывается, в женский туалет.
Да плевать. Припираю к стенке. Предплечьем давлю на шею. У меня тренировки, Паша - дохляк, каких поискать. Краснеет от удушья, хрипит, глазки выкатываются, как у мопса. Мерзко!
– На кого спорили?
Он ответить не может, поэтому ослабляю хватку.
– Лада, – шипит из последних сил.
Я шарю руками по его карманам. Извлекаю маленькую пробирку с порошком. Смотрю на содержимое на просвет.
– Паша, ты для того в фармацевтической компании работаешь, чтобы лекарства без рецепта доставать? – я даже не сомневаюсь, что в пробирке под резиновой крышечкой средство для расслабления доверчивых женщин. – А если бы на ядерном реакторе работал, уран бы подсыпал в стаканчик?
Он не отвечает. Замирает с выпученными глазами. Осознает, сука, ситуацию.
Они же, твари, думали, про них тут никто и ничего.
А мне безопасники еще пару месяцев назад весь расклад по ним сделали.
Я даже с отцом разговаривал. И именно он убедил меня не давать ход делу. Пока что.
Сука, а вот надо было! Но эта ерунда с фальшивыми медикаментами, все на ушах как раз стояли… Не до офисных развлечений, короче говоря.
Вот и запустил процесс.
Но какие твари все же! То есть, идти на подсудное дело, на такой риск… Ради чего?
– На что поспорили? – продолжаю я, от досады и злобы стискиваю зубы.
Уебать хочется, избить до полусмерти, чтобы знал.
– С экономическим отделом на десять пончиков.
Ступор. У меня полный и безоговорочный пиздец в голове после этих слов. Вот сдержанный человек, но такое простить не могу. Бью кулаком в живот и отпускаю, давая Паше согнуться пополам и заныть. Хорошее место для нытья, угол женского туалета.
На прощанье добавляю коленом по тупой башке, и Паша откровенно начинает реветь.
- Чтоб ни слова никому, сука. Тогда, может. Под суд пойдешь свидетелем.
Пробирку отправляю в карман. Выясню, что за порошок, а потом напрягу охрану, чтобы узнать откуда тягают. Если не со стороны, а с нашего предприятия… То все очень и очень интересно. Еще надо вторую сторону разъяснить, с кем из экономического спорили.
И всех вычистить, нахуй. Змеепитомник развели тут.
Вылетев из женского туалета, натыкаюсь на похотливого старика.
