Иду из здания на выход неспешно. Дыхание сбито, конечно, полная аритмия.
Баба с ебанцой, но кровь бежит, как в юности. Усмехаюсь печально.
Мне реально полегчало, меня отпустило, и даже в офис возвращаться не хочется.
Самое лучшее сейчас завалиться на кровать и вздремнуть пару часов.
Ещё фуршет, нужно Эве документы собрать... Дел по горло. Одним словом перебесился и в своё русло обратно.
Щемит, конечно, что не получил желаемого. Но проигрывать с достоинством тоже умею. Не маленький, приходится отступать.
В голове крутиться фраза: «Проигран бой, но не проиграна война». Отмахиваюсь, плюю на всё. Мне провинциальная юристка больше не нужна.
Вообще не нужна.
Выхожу на крыльцо.
Вон она, Лада Леонидовна, аппетитно покачивая задницей, обтянутой узкой деловой юбкой, перебегает дорогу.
Беги, беги, малышка. Почему малышкой зову? Хрен его знает… Опять удивляюсь своей глупости.
Хорошо, что уедет скоро.
Очень хорошо.
Все окончательно и устаканится.
Звонит Константин Михайлович, принимаю вызов и тут же, прямо на моих глазах, Лада Леонидовна падает под колеса такси!
Да что за дура!!!
Сердце, только успокоившееся, реально начинает биться с бешеной силой, несусь вперед, к уже собирающейся небольшой толпе, жадной до происшествий. По телефону юрист спрашивает , когда меня ждать, какие-то вопросы у него, коротко рявкаю: « Не сегодня!» и отрубаю связь.
Пока бегу к месту аварии, толпа начинает рассасываться, и это хороший знак. Значит, ничего трагичного, иначе бы уже и телефоны подоставали, суки.
Подлетаю, картина маслом.
Лада Леонидовна ревёт белугой на асфальте у капота машины такси. Чернобровый, носатый мужик разводит руками, парковщик материться. Неравнодушные прохожие пытаются мою ебанутую малышку на ноги поставить, а она не встаёт, ревёт, как ребёнок руками держась за бедро.
Так. Весело предельно. Подхожу ближе.
Лада поднимает на меня глаза. Чистейший молочный шоколад. Губы вспухли, щёки красные. Ей больно и страшно, наверняка. А меня опять торкает. Ну что за гадство! Только успокоился же!
– Здесь недалеко травмпункт, он правда, платный, – говорит пожилая женщина, склонившись над Ладой. – Хватайся за меня, девочка, нужно к врачу. Боль резкая?
– Нет, – стонет Лада Леонидовна. – Удар просто.
– Отойдите, – командую я.
Вообще, все как всегда. Куча мужиков вокруг, а Ладу бабка поднимает. Старушку отстраняю чуть ли не насильно и с лёгкостью подхватываю Ладу на руки.
Она ахает, глазки опускает. Вижу на чёрных ресницах без грамма туши застывшую на мгновение каплю слезы. Много плакать тебе сегодня пришлось, да, малышка?
Глаза какие красивые, ресницы длиннющие…
Я ведь только на её задницу и грудь в основном пялился. Машинально отмечал, что лицо красивое, но тело роскошное все перебивало. А теперь в глаза детали бросаются.
Потому что отлегло. Потому что нахрен, Лада Леонидовна, мне твои закидоны.
– Я… я случайно, – оправдывается малышка, грудью мягкой вливаясь в мой торс, руками обвивает мою шею.
Я несу её и не могу понять, почему в душе странное необъяснимое чувство дежавю. Иду вроде с малознакомой женщиной на руках, ворую её, можно сказать, у граждан, а такое впечатление, что геройский поступок творю. Шагаю быстро к своей машине. Не обращаю внимание на провинившегося таксиста, который бежит следом и пытается принести извинения.
Ничто меня в этот момент не волнует. Только биение её сердца и руки слабые, что держатся за меня.
Кроме того, что я перебесился, и настал покой, появляется чувство нормальности, обыденности. Меня перестаёт трясти от желания этой женщины. Спокойно усаживаю её на переднее пассажирское.
Мучительный стон слышать даже приятно. Хоть так, малышка, ты в моих руках стонешь.
Бредятина, а не ситуация. И я сам себя в неё загнал. Надо было сразу плюнуть на эти оленьи глаза, которые с влюблённостью, мне так казалось по крайней мере, смотрели всю эту неделю.
Еду по улицам, стараюсь обгонять. Нарушаю правила, перестраиваюсь, как получится. Спешу.
Ей нужна помощь. Мало ли, что там задето? Упала она нехорошо. Еще и каблуки эти высоченные…
Без них она совсем малышка.
Ехать далеко не надо, это и спасает от очередного захода. Потому что прямо чувствую, как опять накрывает. Хочется смотреть на Ладу, хочется поговорить… Спросить, что ебанутая такая, вроде взрослая баба, а ведет себя, как ребенок. Просто узнать. Не для развития дальнейшего, а для понимания ситуации. Верное ли оно у меня? Или есть еще причины?
Но мы молчим всю дорогу, потом проезжаю через шлагбаум на территорию травмпункта.
– Посиди, я сейчас узнаю всё, – спокойно говорю Ладе. Она уже не стонет от боли. Кивает.
Не смотрю на неё, а то опять заблужусь. В глазах её глубоких, в эмоциях её дремучих.
Да, цепанула ты меня, малышка. Так цепанула, что долго вспоминать буду.
Договариваюсь на платный осмотр, чтобы не сидеть в очередь. Молодой травматолог приглашает в свой кабинет.
Лада уже успокоилась, встречает меня молчанием. Сумку из её рук забираю и кидаю на заднее сидение, беру её на руки.
– Не надо, я может сама, – говорит тихо.
– Ты уже сама побегала.
Замолчала. Покорилась. Так бы во всём, малышка. Настороженно лежит в моих руках, дышать боится. Мышка под веником.
– Я потом на такси. Спасибо, Пётр Григорьевич. Мне бы сумочку мою…
– Лада Леонидовна, ты мне мозг уже выпила, так что не стесняйся, я тебя в отель отвезу.
– Ваши… претензии не обоснованы… У меня другое мнение о нашем… взаимодействии…
Усмехаемся понимающе.
Все так и есть.
Баба с ебанцой. Начальник со спермотоксикозом. Грязно.
А как хорошо все начиналось…
Пока ее осматривают и делают рентген, отхожу к окну.
Закрываю глаза. Руки в карманах брюк. Сквозь окно греет моё лицо солнце. Опаляет жаркими лучами.
Запах медикаментов, больничной палаты… Голоса из коридора.
Я не пытаюсь отчаянно ухватиться за воспоминание, потому что знаю, какое оно страшное. Лицо жжёт, боль, депрессия. Оно всё осталось в прошлом. Мне не нужно это прошлое. Пусть оно исчезнет из моей жизни. Та проклятая палата.
Забуду навсегда.
Я должен чувствовать тревогу, рубеж между жизнью и смертью. В той палате после пожара, когда сгорела кожа и обезболивающие не помогают… Но в этот момент почему-то, необъяснимым образом, я ощущаю полную свободу от пережитого. Мне невероятно хорошо.