В мелких деталях версии сказки разнились, но концовка всегда оставалась неизменной.
– Ступай туда, дорогая.
Часы
Доставщик подошел и протянул ей стопку книг.
– Пригодится.
Нико показалось, что голос, доносящийся из-под шлема, принадлежит женщине.
– Ну же, – поторопил Доставщик. В руке он держал три толстые книги в красном переплете. – Бери.
Едва приняв их, Нико ощутила, какие они древние: в старой кожаной обложке, перехваченные черным шнуром. Края побурели и истрепались, а черный шнур явно снимали и накидывали снова тысячи раз.
– Постой. Откуда у тебя эти часы? – Леннон бросил взгляд на свое запястье, желая убедиться, что его собственную реликвию не украли.
Доставщик не обратил на него внимания и указал в центр воронки – на вторую ночь, второй снегопад и вторую яркую луну.
– Прыгайте.
– Сам прыгай, – ответил Леннон. – Говори, откуда у тебя эти часы.
Глядя в водяной круг, Нико испытывала сразу две эмоции: облегчение от того, что папа еще жив и сумел пробить в Колокол, и любопытство – куда же эта штука ведет? Если по правде, то неважно было, куда она ведет и откуда взялась, инопланетного или механического она происхождения, или же это вовсе черная дыра на Земле. Нико купалась в заново осветившей ее любви, убедившись, что знает папу, а папа – ее.
Она приготовилась прыгать. Не зря же проделала весь этот путь.
Подошел Гарри, и она нагнулась, сгребая пса в охапку. Сердце словно вытеснило прочие органы, и она заплакала, шепотом обещая питомцу тройные порции клубничных мюсли. Спрятала дневники в рюкзак… и тут заметила рисунок, который подарил ей Кит.
«По-моему, получилось не совсем хорошо, – сказал он тогда, – но это часть меня».
Еще Кит просил не разворачивать листок с работой при нем. Нико услышала его милый голосок: «…когда-нибудь ты, наверное, присмотришь идеальное место, где его повесить…»
– Нико.
Она понадежнее спрятала рисунок под красными дневниками, застегнула рюкзак и выпрямилась.
– Гарри понравится в Бостоне, – сказала она, вытирая слезы рукавом куртки и пытаясь выдавить улыбку.
– Ты все-таки решилась.
– Говорю же, эту сказку оставил мне папа. Я о ней забочусь.
Она погладила Леннона по щеке и тогда же поняла, чем это прощание отличается от прочих. Леннон был тем, о ком она думала во всех временах: он жил не только в ее настоящем и прошлом, но и в ее будущем.
– Ты же знаешь, что все думают, будто наступил конец света? – спросила она, чувствуя, как утекают сквозь их руки годы.
– Не все так думают.
Они соприкоснулись лбами, и из одного разума в другой потекли образы: картины непрожитых жизней, неиспытанной любви, армии возможностей, ожидающих двух людей, что выросли в профуканный Век Мух.
Леннон снял с руки часы, а Нико сделала вид, будто не ждала этого, не слышала слов в его взгляде.
Вот, возьми…
– Вот, – сказал Леннон, вручая ей часы, – возьми.
– Леннон…
Это – то, о чем забочусь я.
– Это – то, о чем забочусь я.
Нико надела часы на запястье, уже ощущая годы тоски по нему, когда она будет смотреть на горизонт, обрамленный серебряным корпусом, и представлять Леннона с Гарри на улицах Бостона. Хотелось бы и ей оказаться на этой картинке.
Леннон открыл рот, но Нико уже слышала, что он скажет, и ей тоже этого хотелось, хотелось так отчаянно, чтобы он пошел с ней. У него был миллион причин не ходить с ней, да и она не знала, как все пройдет, куда их забросит, что случится, и так далее, и тому подобное… Важна была лишь причина пойти.
– Это оставил мне папа, – сказала она. – А Джин дала тебе… твое предназначение. Это значит то же, что и «судьба», только звучит солиднее.
Она улыбнулись теплому воспоминанию, омраченному потерей.
Леннон сказал:
– Ну и мудрый же был наш Кит.
– Прямо как филин.
Поцелуй вышел таким, какого она и ждала: головокружительный и чудесный, как полет баклана над морем, как книга у очага, как осознание, что тебя поняли. Он сделал то, на что неспособны слова, подарил ослепительный миг, когда один эмпат сталкивается с другим, когда их мысли соединяются, рождая нечто еще более прекрасное. Закончилось все слишком быстро, но вода у Нико за спиной взывала, гудя так мощно, что этот звук она ощущала всем нутром.
Нико заставила себя отстраниться от Леннона и обернуться к Доставщику.
– Ты вернешься в Сельский Дом? Не хочу, чтобы он умер один.
Доставщик кивнул.
– Хорошо, – сказала Нико. – Мне, похоже… надо куда-то пойти?
Доставщик указал на сумку Нико.
– Все в Красных книгах.
Оба кивнули. Вот вам и синхронное биение сердец.
Потом Нико ответила на зов воды. Чтобы перепрыгнуть через дыру и попасть в кольцо, ей нужно было разбежаться. Она закинула рюкзак за спину, запахнула куртку и отошла на пару шагов назад. Взглянула напоследок на Леннона, сказав: «Все это случалось прежде», – и побежала, глядя только на круг воды; все чувства обострились, как будто прежде всю жизнь она спала и вот сейчас наконец проснулась. В свете луны под тенями падающего снега она ощутила холод с той стороны. Гарри залаял, и Нико подумала: «Как же мне будет его не хватать», – а потом услышала папин голос, ведущий за собой, как огромное око в небе: «Некоторые люди древнее прочих, Ник. У них как бы есть годичные кольца внутри». Нико поняла, что папа был водой, а она – звуком: стоит одному двинуться, и другой это чувствует; стоит одному измениться, и это действует на другого. Сияние матери тоже в ней проявилось, и Нико поняла, что она – продукт, но не сказок или науки, а того и другого, что даже в самом невероятном вымысле есть истина и надежда.
Внутри вращающегося круга водяная дымка сменилась снегом, в лицо и грудь полетели жирные хлопья, и все эти слова защебетали у нее в уме, как старые приятели, – о рождении и смерти и снова о рождении, о жизни после жизни… Нико прыгнула, исчезая в водяном кругу.
Хронология
– Тебе не кажется, что мы немного похожи на деревья? – несколько лет назад спросил папа.
Они сидели на чердачном балкончике, оглядывая километры леса в ночи, Великое Сине-Зеленое Далёко.
– Это как? – спросила Нико.
Папа объяснил, что внутри ствола у дерева есть годичные кольца: чем дальше от центра и ближе к краям, тем они шире. И каждое – это прожитый этап.
– Это называется дендрохронология. Специалист по дендрохронологии может указать на кольцо и поведать, сколько лет было дереву в тот конкретный период или какие в то время были атмосферные условия. Да, – сказал папа, – мы хорошо в таком разбирались.
