– Это называется задержкой. Человек может годами носить вирус в себе и не знать о нем, пока что-нибудь не пробудит заразу. – Еще она сказала, что пробудить грипп может и другая болезнь, совсем не связанная с ним. – Или физиологические изменения, говорил папа. Так, может… дело в возрасте? Я, конечно, видела других людей, но какого они были возраста, сказать не могу.
– Кого ты видела? – спросил Леннон.
Нико ответила:
– Это было до встречи с вами, ребята, – и, судя по ее тону, говорить об этом она не хотела.
– Карл Майер говорил как старый старик, – сказал Кит. – Но он жив.
– Кто?
– Голос из приемника Монти. С закольцованной записи, послания с островов Шолс.
– Он мог оставить сообщение много лет назад, – предположила Нико. – В записи называлась дата?
Кит немного подумал: он не был уверен, но вроде бы дата не звучала.
– Думаю, все же это связано с другими заболеваниями, – произнес он, вспомнив «Справочники для начинающих» Хамфриса и Говарда. – Знаешь, как запросто в глуши можно подхватить пневмонию? Туберкулез, мононуклеоз, коклюш, лимфому Ходжкина, цингу…
– Цингу?
– Дефицит питательных микроэлементов – штука серьезная, – сказал Кит. – А если учесть, как мы питаемся, очень даже возможная.
Шедший рядом Гарри заскулил.
Кит быстро осваивал свою новую суперспособность – вгонять в ступор всех слушателей в радиусе десяти километров.
Леннон бросил Гарри палку, и пес умчался за ней.
– Папа мог и ошибаться, – сказал Нико. – Даже он сам это признавал. Говорил, что грипп может и не дремать в наших телах, просто в конце концов как-то проник в наши припасы и воду, поэтому люди даже спустя столько лет впервые им заражаются.
Леннон, который последние несколько минут молчал, тихонько рассмеялся.
– Что?
– Да так, просто… подумалось…
– Что?
– У Зейди на стене висел старый календарь. Я его, бывало, листал, в нем были отмечены разные даты: дни рождения друзей, вечеринки, когда пора менять масло… В этом угадывалась такая… математика. Зейди заранее продумала все свои дела. И вот мы идем в два разных города, от которых, насколько нам известно, остались одни развалины. За каждым углом нас подстерегают мухи, мы едим еду из пакетиков и, может быть, несем в себе вирус, который стер с лица земли человечество. – Он покачал головой; смех давно умер в его горле. – Календарь. Представляете?
После этого все еще долго молчали.
«Ну, хоть не я один умею прерывать разговоры», – подумал Кит. Его ладошка в руке Нико сильно вспотела, но сердце приятно разбухло, и он не хотел ее отпускать.
искусство языка
Забыть книгу было трудно по двум причинам. Во-первых, из-за фотографии на обложке: голова льва словно бы рвалась наружу, спеша бежать со страниц. Во-вторых, называлась книга «Языковые дисциплины», что здорово заинтриговало Кита.
И, разумеется, она оказалась той еще скукотенью.
Оставалось только предполагать, что в былые дни мозги детишек размягчились от сытой жизни – когда ты точно знаешь, что вырастешь и состаришься, и когда сердце не выпрыгивает из груди при виде летающих букашек.
В «Языковых дисциплинах» Кит обманулся.
(В книге не нашлось ни единого льва, хотя Киту нравилось думать, что зверь с обложки все же сбежал. Мысленно он пожелал ему всего наилучшего.)
Впрочем, книга подтолкнула Кита к Периоду Интенсивного Размышления. Он сидел в оранжевом кресле-мешке в углу школьной библиотеки, отпуская разум на волю, и однажды пришел к выводу, что, хоть «Языковые дисциплины» и оказались пустышкой, язык искусств таковой не был.
Его картины говорили с ним. И он отвечал им.
Однажды совершенно в другой (и куда более занимательной) книге он прочел, что художнику очень важно обрести голос.
Похоже, «голос» был желанным и чрезвычайно редким качеством. Если верить той книге, художники в надежде обрести его взбирались на горы, пересекали моря, спускались в глубокие шахты, пили старинные напитки до тех пор, пока не просто забывали собственные имена и проблемы, но и как дышать (вдох, выдох, повторить).
Но вдруг все куда проще? Вдруг обрести голос – значит лишь говорить со своим искусством?
Кит даже не знал, что такое языковые дисциплины.
Зато он знал язык искусства.
Нико
Электрика
Ближе к вечеру они достигли места, где небольшой кусок земли рассекал поток реки надвое: по одну его сторону Мерримак продолжала себе течь дальше, а по другую образовался мелкий заливчик. Залив обошли стороной, продравшись через густые кусты и высокую траву, и вышли на широкое поле. По правую руку высились лесистые горы, по левую – тянулся ряд ошкуренных и лишенных веток деревьев, связанных длинными проводами. Нико уже видела такие столбы возле заправки и в нескольких местах по пути сюда от хижины, однако эти выглядели новее и пребывали в лучшем состоянии.
– Линия электропередачи, – сказал Леннон. – А эти еще и работают.
– У нас такие были в Городке, – вспомнил Кит. – Правда, проводов я на них не видал.
Леннон объяснил, что раньше все подобные столбы были связаны проводами и что по этим проводам ток бежал в каждый дом, в каждое здание, всюду. К освещению, обогреву, телевизорам, компьютерам, печкам и холодильникам. Глядя на линию электропередачи, Нико вспомнила слова безымянной безликой ведьмы: «Тьма прогнала небо. Стерла с лица земли королевство Манчестер, да и все прочие великие королевства мира». В реальности же королевства старого мира были великими, потому что обладали электричеством. Странно – или же не странно, а скорее почетно – было вот так проходить мимо, вокруг и под этими орудиями, даровавшими королевствам могущество.
У южной оконечности залива они снова встретились с рекой и рельсами, а присоединившиеся к ним столбы линии электропередачи добавили ощущение коллективного направления, словно путь странникам проложили вода, электричество и транспорт. В каком-то смысле так оно и было. Люди проложили дорогу, ток бежал на юг, а те неведомые существа, что обитали в воде, проложили эту тропу еще задолго до появления тут компании странников.
Порой было приятно ощутить себя мелким, совсем не первым существом в мире.
Шедший рядом Леннон запнулся о корень. Нико только сейчас заметила, что он старается держаться от рельсов подальше, тогда как сама она с Китом только по шпалам и топала. Когда же Нико спросила Леннона, в чем дело, он ответил:
– Эти доски не совпадают с моим ритмом.
Казалось бы, простые слова, но какой в них заряд… Может, все дело в том, кто их произносит?
– Шпалы, – сказала она.
