– Очень смешно. – Нико, впрочем, не сдержала улыбки. – Ну что ж, милости просим.
Когда огонь наконец разгорелся как надо, они устроились в спальниках и стали по очереди рассказывать истории. Гарри тем временем протрусил к Киту и, перевернувшись на спину, дал мальчику почесать себе живот. Забыв обо всем на свете, пес как никогда довольно вилял хвостом.
Собаки – они такие.
Леннон рассказал историю о планете, на которой никогда не бывало ночи, потому что над ней сияли шесть солнц, пока однажды их все не заслоняет луной, и, когда опускается ночь, цивилизация, сведенная тьмой с ума, сжигает саму себя дотла.
Кит рассказал историю о мирном пришельце, обладающем целительскими способностями, который, застряв на Земле, заводит дружбу с одиноким мальчиком.
История про Странницу среди вод за последние дни претерпела значительные перемены – превратилась из любимой сказки детства в мысленный план миссии, а потом и вовсе в загадку, – поэтому вместо нее Нико рассказала несколько историй из устной подборки, которую папа называл «Историями из далеких холодных краев». А пока они говорили, Святой Иоанн – видимо, не в силах усидеть в хижине, когда тут столько новых людей, – присоединилась к их кругу с важным видом и, задрав хвост, обошла костер. Гарри не сдвинулся с места, но навострил уши и глухо зарычал. Нико с кошками была не знакома, но вполне себе понимала, что Святой Иоанн прекрасно сознает, как действует на ее бедного пса.
В доме на холме было тихо. В щели между досками на заколоченном окне пробивался трепещущий свет газовой лампы, а в холодное небо из трубы поднимался дымок.
– Эй, Кит, – позвала Нико.
– Да?
– Знаешь, чем можно поделиться всего один раз?
Кит приподнялся на локтях.
– Не знаю.
– Секретом.
И лишь когда на лице мальчика появилась она, чистая детская улыбка, Нико поняла, что именно этого и добивалась.
Тогда она рассказала еще шутку:
– За что обычно школьников выгоняют из класса?
– За что?
– За дверь.
Улыбка перешла в звонкий смех, и, когда Леннон спросил: «Какими нотами можно измерить расстояние?», – он ответил:
– Ну и какими?
– Ми-ля-ми, – сказал Леннон.
Ответом был совершенный, животворящий смех.
Так они втроем и продолжали, пока Кит наконец не уснул на середине фразы. А Нико поняла, что вторую ночь подряд засыпает у костра рядом с Ленноном.
Она достала ручку и нарисовала на руке пятую метку.
– Мне правда очень жаль, – сказал Леннон. – Я о том, что случилось раньше. Я вовсе не имел в виду, что ты не можешь о себе позаботиться.
Нико открыла было рот, намереваясь возразить, мол, ничего страшного, она-то знает, что умеет о себе позаботиться, а когда ты в чем-то уверен, никто тебя в этом не разубедит, однако вместо этого спросила:
– Кто такая Дакота?
Леннон взглянул на Кита: его спальник мерно поднимался и опадал.
– Это была его мама. Только я ее не знал. Она умерла еще до того, как наши группы объединились.
– А Лэйки?
В его взгляде промелькнула тень. Помедлив немного, Леннон ответил:
– Сестра Монти.
– Ее ты знал?
– Да, но… недолго. Всего день.
– Унесли двоих. У меня на глазах.
– Что?
– В день, когда мы встретились, – объяснила Нико, – на заправке, ты сказал, что вас было шестеро, но мухи унесли двоих.
Леннон негромко поведал историю того, что приключилось на бейсбольном поле, и Нико вспомнила, как описывал Кит рой: словно это был огромный осьминог, – и внезапно ощутила, как давит на нее лес. Деревья, что росли веками, река, что сделала первый вдох, когда еще формировались небо и горы. И, проникнувшись этим доисторическим вдохом, Нико выдала самую человечную фразу:
– Соболезную.
В костре стрельнула веточка. Кит пошевелился и, повернувшись на бочок, захрапел.
– Он совсем еще ребенок, – сказал Леннон. – Жаль, что ему довелось видеть такое.
– Все мы еще дети.
Нико вдруг поняла, что, по идее, права и, возможно, когда-то так оно и было. Но в сожранном мухами мире дети были взрослыми, а взрослые – никем. Возраст имеет значение лишь тогда, когда сама жизнь – не роскошь.
– Джин говорила: «Век Мух – это Век без веков».
– Сказала же…
Леннон рассмеялся.
– Да, она была мыслителем.
– Но мне нравится. Век Мух.
Леннон улыбнулся, и лицо Нико словно обратилось в еще один, крохотный, костер.
Она невольно осталась последней, кто еще не спал. Она смотрела на спящего Леннона до тех пор, пока ей самой не стало неловко. Повернулась на другой бок и поразмыслила над его словами. Век Мух – это Век без веков. Вслушиваясь в шум близкой реки, представляя себя среди гор и деревьев, Нико находила утешение в том, что все древние вещи появились тут еще задолго до мух. До технологии, до бесчисленных «Электроников», до самых первых изобретений и войн, и даже до наскальных рисунков и первого огня, и до рождения первого человека, каким бы оно ни было.
И уж конечно, они еще переживут мух.
Определенно.
Голоса
Во сне Нико стояла в замке Кайрос у вращающихся вод в фонтане, где задала вопрос, с которым пришла: «Как мне побороть эту тьму?» И голос, одновременно близкий и очень далекий, невнятно ответил ей, а Нико пыталась проснуться, понукаемая страхом от близости незнакомца, но у нее не выходило, и к утру она уже не помнила ни голоса, ни четырех произнесенных им слов: «Мы здесь уже бывали».
Часть пятая
В сожранном мире
Нико
Нефология
Нико всегда питала сильную любовь к облакам. С чердачного балкончика они казались такими экзотическими и свободными. Столько видов, столько названий и поведений! Какие-то облака мчались над землей бесконечно и не меняя формы, прочие накрывали землю так, будто небо становилось бесшовным саваном. Некоторые проносились мимо, опорожняясь и тут же пропадая, и эти Нико казались наиболее интересными, ведь они раскрывали, что лежит в основе ее любви к облакам: даже самая жирная и черная туча некогда была пушистой и белой.
Туманы
Наутро Эхо куда-то пропал.
Никто не видел, как он ушел, а если и видел, то молчал. Искать его, правда, пытались: разошлись вокруг хижины, зовя его по имени. Самого Эхо не отыскали, зато наткнулись на две неожиданные находки: настоящую лопату и свежую могилу.
– Бессмыслица какая-то, – изрек Леннон.
