За несколько лет партия «худородных выдвиженцев» потерпела жестокое поражение. Ее полностью оттеснили от власти. Как уже говорилось, в первые же месяцы после кончины Ивана IV из Москвы был выслан Бельский. Нагие также расстались со столицей. Нагие могли представлять опасность для всех, поскольку их роду принадлежал последний сын Ивана Грозного – малолетний царевич Дмитрий. При отсутствии у Федора Ивановича наследников он автоматически становился главным претендентом на престол. Для Дмитрия был в качестве удела определен Углич. Семейство Нагих не переставало интриговать оттуда, пока царевич не погиб в 1591 г. Бельский, крупный политик, богатый и склонный к интригам человек, мог стать той фигурой, которая способна была объединить «партию» и организовать ее для общего дисциплинированного противодействия служилым аристократам. Однако его удаление из столицы оставило бывших «дворовых» без потенциального вождя.
И.П. Татищев и Д.И. Черемисинов первое время как будто оказались среди сторонников Бориса Годунова, войдя в «партию» невенчаного правителя. И первый из них на протяжении всего царствования Федора Ивановича благоденствовал. И.П. Татищеву доверяли серьезную дипломатическую работу, а в начале царствования Бориса Федоровича он возвысился до чина казначея. Черемисинов чем-то вызвал недовольство Годунова и во второй половине 1580-х претерпел понижение в чинах.
Сильнейшими фигурами были Михаил Андреевич Безнин и его родич Роман Васильевич Алферьев, принадлежавшие семейству Нащокиных (из тверского боярства). Деятельные политики, полководцы, честолюбивые карьеристы, они могли бы иметь серьезное влияние при дворе Федора Ивановича, особенно учитывая тот факт, что Безнин когда-то был его «дядькой». Трудно понять, что их подвело. Возможно, желание играть собственную независимую роль. А возможно, связи с Нагими (на дочери Р.В. Алферьева был женат М.А. Нагой). Свои люди при дворе, да еще на высоких должностях… Этого Нагим позволить не могли. Безнин протянул до первых месяцев 1586 г. Он еще успел выиграть крупное местническое дело с князем М. Щербатым (1586)
[375], он еще ходил в походы (и даже одержал победу над татарами), он еще получал дипломатические поручения, но его политическую компетенцию постарались сузить до уровня статиста, в то время как раньше ему доверяли вершить серьезнейшие государственные дела. Не видя выхода, он постригся во иноки и стал строителем
[376] Иосифо-Волоцкого монастыря. Там Михаил Андреевич написал во множестве копий летописец, где подчеркивалась выдающаяся роль, сыгранная им на протяжении первых двух лет царствования Федора Ивановича. Таким способом он восстановил справедливость в глазах современников и потомков, но восстановить высокое положение при дворе уже не мог. Р.В. Алферьев потерпел несколько унизительных поражений от служилой знати в местнических тяжбах и отправился на дальнее воеводство. Он боролся, но его раздавили.
Р.М. Пивов продолжал служить, однако особого влияния при дворе у него не было. А вот В.Г. Зюзин лишился, как тогда говорили, «именных служеб»
[377], т. е. оказался не у дел. Е.В. Воейкова, после блестящей службы в Москве, ждала ссылка: он уже не думный дворянин, а рядовой голова – сначала в Пронске на Рязанщине, а потом в далеком Санчурском остроге.
Итог: за два-три года многолюдная, сильная «партия выдвиженцев» перестала существовать.
Некоторых «убрал» с доски большой политики Борис Федорович Годунов, других же он позволил сокрушить служилой знати. Так, страшный местнический разгром уничтожил карьеру Р.В. Алферьева.
Князь Иван Петрович Шуйский принял в этом разгроме самое деятельное участие. При Федоре Ивановиче ему поручали быть судьей в местнических тяжбах высшего ранга. А это означало не только большой почет, но и значительную реальную власть. Он рассуживал местнические дела между Сабуровыми и Салтыковыми, а затем между Романом Алферьевым, лидером грозненских выдвиженцев, и Федором Лошаковым-Колычевым, принадлежавшим партии знати
[378]. Вторая тяжба состоялась летом 1586 г. и являлась особо показательной для политической ситуации тех лет. Аристократ Шуйский отдал предпочтение аристократу Колычеву. Это был тяжелый удар для «партии худородных». Фавориты прежнего царствования в полной мере почувствовали, что лишились защиты престола.
К тому времени среди них не осталось персон, возвысившихся благодаря «карательным талантам». Это были в основном способные администраторы, дипломаты и воеводы. Иван IV, так или иначе, держал их «в приближении», создав для себя небольшой «кадровый резерв», никак не связанный с древними родовитыми семействами. Те же Нащокины явно не могли тягаться в знатности со старинными боярскими родами, хотя по службе отмечены были многими заслугами… Сам факт их пребывания на высшем ярусе власти гораздо больше, чем все опричные казни, вместе взятые, говорил о том, что положение старинной знати, ранее занимавшей 100 процентов ключевых постов в армии, дипломатии и Боярской думе, поколеблено.
Теперь она пыталась вернуть себе позиции монополиста по части высших управленческих кадров.
В деле Алферьева-Колычева Шуйский выступил как человек своего круга – «княжат», на дух не переносивших «выскочек» предыдущего царствования. И тут не играли никакой роли действительные достижения грозненских худородных фаворитов в политике и на ратном поле. Низкое происхождение автоматически ставило между ними и высшей знатью стену неприятия.
Высокородная аристократия могла торжествовать.
Казалось, все возвращается на круги своя…
Казалось, грядет новое «боярское царство», как при малолетстве Ивана IV.
Казалось, старую «большую игру», нацеленную на занятие престола кем-то из своих, можно начать сызнова.
Иван Петрович знал и помнил, сколь высоко вознесся его род полстолетия назад. Должно быть, и ныне, при государе-блаженном, государе-богомольце, мало занимавшемся делами державы, появился шанс подняться на высоту деда, «московского наместника», и его брата, первого из вельмож, вершителя государственных дел…
Почему бы нет?
Однако победа над фаворитами прежнего царствования быстро сменилась поражением от партии Годуновых. Самых родовитых противников Годунова подвело отсутствие единства. Мстиславские, Шуйские и Романовы-Захарьины-Юрьевы не пытались выстроить единую группировку. Они полагались на собственные «партии», включавшие представителей самого семейства, ближних и дальних родственников, свойственников, верных людей. Каждая из этих «партий» имела огромный вес: никто из «худородных» ни в богатстве, ни во влиянии, ни в чинах не мог соперничать со «сливками» русской аристократии. Но все же по отдельности придворные группировки, выступавшие против Годунова, оказались слабее его собственной «партии» – более многолюдной и, самое главное, использовавшей колоссальное влияние Бориса Федоровича на царя. Так что и они продержались недолго. От нескольких месяцев до нескольких лет.
