Последний набег крымцев на земли России был осуществлен в середине XVIII столетия. А до того, на протяжении двух с половиной веков, над южнорусскими землями дамокловым мечом висела угроза очередного набега. Все наше государство из этого приобрело милитаризированный вид. Иного выхода не было. Либо стать страной воинов, либо стать страной рабов…
Поэтому любой служилый аристократ при дворе московского государя отлично понимал: надо драться на юге. И если придется голову свою ставить на кон, что ж, и головы жалеть не стоит. Тех, кто побежал, удерживая позиции на юге от натиска крымцев (как, например, Федор Шереметев), помнили долго и скверно.
Так что у многих отпрысков княжеских и боярских фамилий армейская карьера начиналась с неудобного и опасного назначения крепостным воеводой на юге. Некоторые аристократические семейства были от сей угрозы избавлены. Так, князь Иван Дмитриевич Бельский (будучи еще молодым человеком) начал воинскую карьеру с командования государевым полком, а уже второй его пост был – руководство самостоятельным полевым соединением, т. е. целой армией. С тех пор он ничем ниже армии не командовал
[162]. Его не посылали куда-нибудь в Донков, Дедилов, Шацк или, скажем, Пронск. Но он заметно превосходил князя Ивана Петровича в знатности… Ничем ниже государева полка не командовал князь Иван Федорович Мстиславский – другой великий русский полководец того времени. Он также был знатнее Ивана Петровича Шуйского, хотя и не намного. Но воеводой тульским и пронским даже этот «столп царства» побывал. Мстиславские и Бельские стояли первыми в списках бояр середины XVI в. Князь Семен Иванович Микулинский по молодости честно сидел вторым воеводой в Туле и воеводой «за городом» на Рязани. Боярин Алексей Данилович Адашев воеводствовал в Елатьме
[163]. И в такой же маленькой новой крепостице на пути у хищной степной конницы, как и Донков, начиналась карьера великого Дмитрия Хворостинина – настоящей военной звезды России. Хворостинин принял Шацк. Два маршрута славных русских воевод XVI в. – Шуйского и Хворостинина – на первых порах имеют немало сходства. Школа военачальника по нормам, принятым в Московском государстве, включала в себя тяготы «армейской лямки» на нижних уровнях военной иерархии. «Пускай его потужит»… Почти для всех. В том числе и для весьма родовитых персон.
Но только на первых порах…
Только в молодости.
Князь Шуйский по рождению своему мог претендовать на то, что князь Хворостинин должен был вырывать у судьбы долгой, честной, отважной службой. Один из них входил в узенький слой высшей русской аристократии, те несколько десятков родов, которые имели право занимать лучшие военные, административные и придворные должности в Московском государстве. Другой по крови чуть-чуть не дотягивал до высшего уровня знатности. Эта дистанция, на первый взгляд незначительная, сыграла в судьбе двух блистательных «командармов» ключевую роль.
Карьера князя И.П. Шуйского была далеко не столь головокружительной, как у князей И.Д. Бельского и И.Ф. Мстиславского, но она совершалась намного быстрее, чем у А.Д. Басманова-Плещеева и князя Д.И. Хворостинина.
Кровь значила больше, чем талант и тактический опыт.
В начале 1565 г. Иван IV учредил опричнину: выделил под свое прямое, непосредственное и ничем не ограниченное управление значительную часть территории России, а затем сформировал новый «двор» для себя и новую администрацию для всех этих земель. Автор этих строк рассматривает опричнину как военно-административную реформу, притом реформу не слишком продуманную и в итоге не удавшуюся
[164]. Она была вызвана общей сложностью военного и административного управления в Московском государстве и, в частности, «спазмом» неудач на Ливонском театре военных действий. Опричнина представляла собой набор чрезвычайных мер, предназначенных для того, чтобы упростить систему управления
[165], сделать его полностью и безоговорочно подконтрольным государю, а также обеспечить успешное продолжение войны. В частности, важной целью было создание крепкого «офицерского корпуса», независимого от самовластной и амбициозной верхушки служилой аристократии. Борьба с «изменами», как иллюзорными, так и реальными, была изначально второстепенным ее направлением. Когда начали формировать этот самый «офицерский корпус», туда брали в основном выходцев из нетитулованной старомосковской знати – боярских родов Плещеевых, Колычевых, Волынских; добавили к ним изрядное количество представителей второстепенной княжеской знати – Хворостининым, Охлябининых и т. п., а затем впрыснули небольшое количество «худородных» дворян, облагодетельствованных лично монархом. На протяжении первых пяти лет в Боярскую думу опричнины и в опричные воеводы старательно не пускали высших аристократов – родовитых «княжат», т. е. тех же Шуйских, Бельских, Мстиславских, Голицыных, Трубецких, Хованских, Пронских, Одоевских. Казалось бы, открылся важный «социальный лифт», пойдет в гору карьера незнатных, но талантливых людей.
Но…
Опричнина стала нарушением сложившегося порядка вещей, и она сошла на нет, не принеся добра, мало выведя к вершинам военной иерархии достойных и одаренных персон. Больше возвысилось незамысловатых «карателей». Того же князя Д.И. Хворостинина, по-настоящему даровитого воеводу, она «подкинула» не столь уж высоко. Последние два с лишним года существования опричнины туда уже брали самое знатное княжье: в прежних соратниках Иван IV разочаровался и многих казнил.
После исчезновения опричнины для людей, не связанных со знатнейшими родами, уменьшилась возможность обходить глыбу высшей аристократии. Немногих царь мог приблизить к себе и дать высокий чин, если они происходили не то чтобы из «худородных людишек», а хотя бы из «аристократии второго ранга» – вроде тех же князей Хворостининых, Охлябининых, Телятевских, дворян из рода Нащокиных или же представителей знатных, но «захудалых» боярских семейств Москвы.
У Хворостинина, несмотря на его очевидный воинский талант и не менее очевидные боевые заслуги, служба на вторых ролях могла тянуться десятилетиями. Шуйский достиг высоких чинов почти сразу. Таков был обычай того времени: знатнейшему человеку давали понюхать пороху на должности в свите, сопровождавшей государя во время больших походов, – например, рынды (телохранителя-оруженосца), поддатни (помощник рынды) или иного свитского человека; затем выдерживали недолгое время в простых воеводских чинах, чтобы он мог примерить на себя тяготы военной работы, и если армейская карьера манила его, то дальше он получал только первостепенно важные посты.
