Как только царь выступил из Москвы, к нему стали стекаться со всех сторон ратники, ибо они, слыша, что царь одерживает победы, страшилися попасть под великую опалу, когда не явятся [к войску]; также и монастыри были обложены повинностями, каждый сообразно своим силам (macht), и каждый [монастырь] должен был выставить ратников сообразно своему достоянию (vermogen). И так снова составилось большое войско, а земля мало-помалу оскудевала и лишалась самых лучших людей.
Меж тем отъехали все купцы, каждый своею дорогою, ибо наступило [для этого] время, и английские и голландские купцы отправились в Архангельск к Белому морю, чтобы вести торговые дела, погружать и разгружать свои корабли по своему старому обыкновению. Польские, а также армянские и татарские купцы охотно пустились бы в путь, но им было это запрещено и велено оставаться в Москве, чтобы они, выехав из Московии, не разнесли дурных вестей, ибо они [эти купцы] были из вражеских стран.
Царь, будучи в походе, все время, страшась измены, не решался выступить со всем войском и не удалялся от Москвы, но посылал всюду отдельные отряды (partyen volcx), чтобы то здесь, то там нападать на неприятеля врасплох, но, увы, на них самих нечаянно нападали неприятели, которые во всех схватках оставались победителями.
Неизвестно, какой совет держали мятежники, что они так дурно распорядились и не воспользовались своей победой, ибо им все так благоприятствовало, как только они сами могли пожелать, и казалось, что время еще не было назначено всемогущим богом. Но впоследствии стало известно, что они [мятежники] собирались в Путивле и держали великий совет, но никто не знал, что было решено, и ничего не было слышно о Димитрии; и в Польше, видя, что Московию легко завоевать, и желая [ей] отомстить, отослали московское посольство, которое они так долго удерживали и дозволили всем панам, кто пожелает, напасть на Московию, что и случилось. И Польша впервые объявила себя [открытым] врагом [Москвы]. И мятежники с большим войском, капитанами и полковниками выступили в поход и распространяли по всей земле известие о Димитрии, что он еще жив, и приводили тому неоспоримые доказательства (sterck bewysende); и среди них были многие, которые вели войну с великим ожесточением (yver), ибо почти каждый из них потерял родственника во время избиения [поляков] на свадьбе [Димитрия], и [кроме того] должны были выслушивать от своих врагов в Польше советы снова поехать на свадьбу в Москву, так что это их задело за живое.
Также великий канцлер польский Лев Сапега получил от короны польской повеление приготовиться к войне.
Меж тем московиты приобрели многое, ибо [с помощью] измены они взяли Тулу и захватили Петра Федоровича, который выдавал себя за незаконного сына Федора Ивановича, прежнего царя Московии; и этого Петра повесили в Москве; также завоевали много маленьких городов, по большей части с помощью измены; и чтобы воспрепятствовать дальнейшим успехам московитов, [мятежники] отправили против них отважного витязя (cloecken helt) Болотникова с войском. В то время как [мятежники] совещались с поляками и казаками, они [московиты] схватили также и отважного витязя Болотникова и умертвили его; одни говорили, что он сам себя выдал, другие говорят, что его предали
[60]
; одним словом, погибли два отважных воина и предводителя восстания (oproerise hoofden). И царь, видя, что они снова стали побеждать, а между тем приближалась осень, удовольствовавшись малой победой, возвратился в Москву, оставив воевод и войско [действовать] против неприятеля; и в Москве, и тех городах, что стояли за нее, полагали, что то была [окончательная] победа, но им не посчастливилось.
И обе стороны целую зиму воевали между собой. Сверх того, множество поляков наводнило землю, снова пришедшую в чрезвычайно бедственное состояние, подобное тому, которое было, когда Димитрий вступил в страну; да, точно такое же, так что не надо о том снова говорить подробно. И так шли дела до лета 1608 г.
Меж тем в Москве вельможи настойчиво советовали царю избрать себе супругу. Они полагали, что народ будет больше бояться [царя] и вернее служить ему, если он женится и будет иметь наследников. И уступая их просьбам, сочетался браком с дочерью большого московского боярина, князя Петра Буйносова (Boynosoff), знатного рода, и венчал ее царицею, однако ж все [дела] шли весьма худо.
Свадьба происходила 27 января 1608 г., и она была ознаменована только великими бедствиями и скорбями людей, которых, как это видели, каждый день топили [в Москве].
Эта водяная казнь (waterslaen), столь ужасная, что ее нельзя представить и в мыслях, совершалась в Москве уже два года кряду, и все еще не было конца, и когда весною наступило половодье, то вместе со льдом выносило на равнину трупы людей, наполовину съеденные щуками и [другими] рыбами, которые объели с них мясо, и эти мертвые тела лежали там [по берегам] и гнили тысячами, покрытые раками и червями, точившими их до костей; все это я сам видел в Москве.
И в Москву каждодневно приходили известия о том, что из Польши идет большое войско (groote macht), а также известия о том, что московиты повсюду терпят поражения, так что велено было снова привезти в Москву Сандомирского с дочерью-царицею, также всех знатнейших дворян и польских панов (grootste edelen en poolse heeren), ибо страшились их освобождения, так как враги были повсюду, и их [поляков] держали в Москве под стражею, рассчитывая получить за них большой выкуп (rantsoen).
Сверх того в Москву еще прибыл посол из Польши
[61]
, который вел себя заносчиво и надменно, и когда он въезжал в Москву, трубили в трубы весьма громко (seer lustig), и так же громко ответствовали трубы [во дворе] посла, которого все еще стерегли в Москве, и во дворе [посла] была великая радость, также и у всех пленных поляков.
Посол привез в Москву заносчивые письма (trotsige brieven), также весьма укорял их [московитов] за великое бесчестие, нанесенное [прежнему] королевскому послу, также жаловался на разбой (mоort), учиненный над королевскими слугами, и того ради король польский принужден по настоянию своих подданных и чинов (ondersaten en staeten) за это отомстить. Однако московиты оправдывали себя, насколько это было возможно, и задержали послов в Москве.
И [в это время] пришло в Москву известие о том, что московиты потерпели большие поражения и повсюду обращены в бегство, и страх снова обуял [всех] в Москве, но царь многими увещаниями (met veel vermaningen) утешил народ, ибо он клялся, что их [всех] перебьют вместе с женами и детьми, если передадутся неприятелю, и страшась этого, ибо они и были по большей части виновны [в смерти Димитрия], они (жители Москвы) держались с отвагой (cloeck).
И неприятель, приближаясь к Москве, наконец, 2 июня подступил [к городу] вместе со своим царем Димитрием, как его называли, и [с ним] были многие вельможи из Литвы и Польши, также Вишневецкие, Тышкевичи (Tithivitz) и все родственники Сандомирского, также великий канцлер Лев Сапега, и обложил кругом Москву, и занял все монастыри и деревеньки (gelinchten) в окрестностях, также осадил Симонов монастырь. Меж тем Сапега повел войско к Троице, большому укрепленному монастырю, в двенадцати милях от Москвы по Ярославской дороге; и этот монастырь был весьма сильной [крепостью].
