– Потому что я никогда не трону отца. Я не могу…
Эсмар пришел в ярость.
– Ударить меня ты не можешь, но ты смог взять мою жену, не так ли?
Рулла смотрела на эту сцену, кипя от гнева, но контрабандисты крепко держали ее. Фенрингу было приятно видеть, насколько верны контрабандисты Эсмару Туеку. Женщина пронзительно закричала:
– Он изнасиловал меня! Я никогда не давала своего согласия…
Эсмар заставил ее замолчать гневным взглядом.
– Да, мой сын предал меня, но он не насильник.
Он толкнул Стабана в руки приведших его людей. Молодой человек смотрел в пол, не поднимая головы.
– Но ты, Рулла… Я очень хорошо знаю теперь, кто ты. – Туек говорил тихим угрожающим голосом. Он повернулся к Фенрингу, и после этого поведение его переменилось. Он принялся рассказывать состряпанную им историю, фальшивую и лживую, которую доложат на Кайтэйне. Он говорил, сверля глазами неверную жену, но слова предназначались для Фенринга и других контрабандистов, находившихся в пещере. – Рулла, я также знаю о твоих подлых операциях со специей – ты наняла банду пиратов, воровала меланж и тайно от нас продавала его. – Он вперил в нее горящий взгляд. – Если ты обманула меня в любви, то могла обмануть и в деле.
Фенринг улыбался, удовлетворенно кивая.
– Да, хм-м, я видел доказательства твоих преступлений, и они довольно убедительны. Их действительно достаточно.
Рулла перестала вырываться. Это обвинение, казалось, парализовало ее. Растерянность уступила место слепой ярости.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ничего подобного я не делала! – Она посмотрела на других контрабандистов, ища поддержки, но у тех были каменные лица. – Я непричастна ни к какому пиратству!
– Император недоволен; черный рынок специи ускользает из-под его контроля, – сказал Фенринг. – Он будет рад, когда я доложу ему, что мы нашли преступника.
Рулла смотрела на мужа во все глаза.
– Это вздор!
Главарь контрабандистов чуть наклонил голову.
– Остается еще один вопрос: участвовал ли в этом мой сын… или его еще можно спасти? – Он посмотрел на Стабана.
Стабан смело встретил взгляд отца, не боясь снова быть избитым.
– Я ничего не знаю о каких-то других действиях Руллы.
Эсмар долго смотрел на него, и Фенринг буквально физически чувствовал, что главарь контрабандистов кипит от ярости. Наконец Туек-старший отвернулся.
– Я верю тебе.
– Это ложь! – закричала Рулла. – Это ложь! Как ты можешь так предавать меня?
– Посмотри в зеркало, и ты увидишь настоящего предателя. – Эсмар подошел к жене. – Граф Фенринг, имперский наблюдатель, засвидетельствует, как мы вершим правосудие в пустыне. Теперь это и правосудие Императора.
Стабан выглядел сломленным, но постарался сохранить лицо.
– Что будет со мной, отец?
Эсмар помолчал, потом ответил:
– Я все еще питаю призрачную надежду, что тебе стоит сохранить жизнь.
Рулла снова принялась вырываться, словно нарочно выставив напоказ свой круглый живот.
– Нет! Я ношу под сердцем дитя! – Она бросила взгляд на упорно молчавшего Стабана, потом опять на Эсмара. – Это твой… твой внук!
– Это плод твоего соблазна, твоего лукавства. – Туек отвернулся и жестом приказал своим людям увести Руллу.
– Но дитя невинно! – завыла женщина.
– В пустыне гибнет много невинных, – отрезал Туек, – а ты виновна.
Фенринг был очень доволен этим сюрпризом. Он приказал Туеку приготовить козла отпущения, принести жертву, достаточную для того, чтобы убедить Шаддама, что этот жест был болезненным и реальным. Но жена-соблазнительница и нерожденный внук? Император будет впечатлен сверх всяких ожиданий. У него не останется никаких сомнений.
Фенринг протянул Туеку повязку, снятую с его глаз.
– Могу предложить вот это… нельзя ли использовать повязку как кляп?
Ночью, стоя на высокой горе, откуда открывался потрясающий вид, граф Фенринг и Эсмар Туек наблюдали за происходящим через бинокли с масляными линзами. Они смотрели, как Руллу волокут в открытую пустыню. Записывающий аппарат высокого разрешения фиксировал мельчайшие подробности, потому что Шаддам наверняка захочет насладиться казнью во всех деталях. Он сможет убедиться в том, что Фенринг добросовестно выполнил свою работу.
На дюны падал бледный призрачный свет двух маленьких лун. Фенринг настроил масляные линзы так, чтобы отчетливо видеть, как контрабандисты Туека за руки и за ноги волокут по песку беременную женщину – она была похожа на птицу, распятую в пустыне.
– Досадно, что мы не сможем услышать ее последние слова, хм-м, – сказал граф.
Туек возмущенно фыркнул.
– Она уже достаточно наговорила и достаточно сделала. Будет знать, как предавать мужа.
Люди Туека воткнули фрименскую колотушку в песок неподалеку от Руллы, активировали механизм и бросились к маленькому орнитоптеру. Судно захлопало складчатыми крыльями, взмыло в воздух и полетело прочь.
Фенринг приблизил изображение. Съемочная камера следовала за его взглядом.
– Это не продлится долго.
Эсмар казался статуей, высеченной из песчаника.
– Да, это будет недолго.
Сын Туека, Стабан, стоял рядом с отцом. Он не был связан, но выглядел так, словно его скрутили удушающей шигафибровой проволокой. Он был бледен, как выбеленный солнцем песок. Эсмар обернулся к сыну и выплеснул на него весь свой гнев.
– Благодари меня за оказанную тебе милость, за мою веру в то, что ты не испорчен окончательно. Иначе ты был бы там, рядом с ней.
Стабан тихо ответил:
– Это еще хуже.
Человек со шрамом посмотрел на сына жестким взглядом синих от специи глаз.
– Я и хотел, чтобы тебе было хуже.
Эсмар Туек предложил казнить еще двух контрабандистов в качестве сообщников Руллы. Они, как и его неверная жена, не были замешаны ни в каких подпольных операциях, однако Туек поймал их на воровстве и воспользовался этой возможностью. Эта дополнительная казнь подкрепит рассказ Фенринга, сочиненный специально для Шаддама. Но тех жертв ожидает другой конец. У Туека были на этот счет свои планы.
Хотя Фенринг и не слышал никаких звуков из-за большого расстояния, он видел, как отчаянно билась Рулла, стараясь высвободиться из веревок, привязанных к четырем массивным кольям. Стабан наблюдал, судорожно глотая слюну, которой не было, но молчал.
Колотушка ритмично стучала по песку. Эти звуки обычно довольно быстро вызывали чудовище. Бум, бум, бум! Фенринг напрягся и уловил этот слабый звук; графа распирало от неясного предчувствия. Люди, не родившиеся фрименами, как правило, не имели возможности вживую увидеть огромных песчаных червей из глубин пустыни.
