Шипучка: «Пошляк!»
– Чувак, я вообще-то здесь, – Слава возвращает меня в реальность. – Еще чуть-чуть, и я заработаю себе сахарный диабет, так сладко ты лыбишься.
– Отвали, – отвечаю, усмехаясь, и отправляю Нике смайлик-поцелуйчик.
– Ты в пятницу будешь с ней?
– В смысле?
– Ты офигел?! Совсем эта девчонка тебе мозг запудрила? Про день рождения друга забыл?!
– Ох, черт! Слава, я… – бормочу, хватаясь за голову, а потом начинаю громко смеяться.
Взрослый мужик, а каждый год одно и тоже. Обижается, как маленький, если забываешь о его дне рождения. С Максом он до сих пор не разговаривает. А так-то три года прошло.
– Да все я помню. И место, и время. Даже подарок тебе купил, – произношу, растягивая губы в улыбке.
– Все что нужно на днюху… – напевает Слава строчку из песни, которую мы любили в молодости, и ждет пока я закончу предложение.
И когда это человек повзрослеет?
– Это жопастую… Слушай, когда ты повзрослеешь? – невесело спрашиваю я, а Слава ржет. – Вообще-то у меня другой подарок.
– Ладно. Мне пофиг. Главное, приходи, – Жуков встает. – Кстати, передай своей малышке, что она может взять Кудряшку. Ее я тоже приглашаю. Думаю, это будет весело.
Все, что весело для Славы, может быть катастрофой для остальных.
– Вряд ли Люда пойдет, – качаю головой.
– Достань мне ее номер, я позвоню сам.
– Фиг! Ника мне этого не простит.
– Мы ей не скажем, – хитрая улыбка появляется на лице Славы. Вот жук.
– Она у меня догадливая. Приглашение я передам, но на этом все.
– Каблу-у-ук, – пропевает друг, направляясь к выходу.
– Иди в зад! – усмехаюсь.
– С радостью. У нас новый маркетолог, – Слава поворачивается ко мне лицом, показывая свою сальную улыбочку, а руками словно мнет что-то. – У нее такой орех. Не засадить ей – просто преступление.
– Смотри, чтобы тебе за это не засадили. Домогательство и все такое.
– В моем случае, скорее, я могу заявить на нее, – хмыкает.
– Вали уже, Казанова.
– Пока, Святой Арсений.
Ника
– Черт, Картофелина! Кажется, я оставила очки в аудитории, – ругается Мила.
Расстроенно гляжу на лестницу. Четвертый этаж. Мы ведь собирались позаниматься спортом на стадионе, но если я еще раз совершу забег наверх, то точно уже никуда не пойду.
– Подожди меня здесь, – усмехается Мила. – Спортсменка, блин.
– Я тебя на лавочке в сквере подожду, а то голова что-то кружится.
– Может тогда ну его, этот стадион, – обеспокоенно говорит подруга, вглядываясь в мое лицо. – Ты бледная.
– Это мое нормальное состояние. Не горошек «Бондюэль» и ладно. Плюс недостаток свежего воздуха, – отмахиваюсь, закатывая глаза. – И я же не собираюсь на скорость бегать, немного спортивной ходьбы и… растяжка, – щеки вспыхивают на последнем слове.
Чертов Арсений со своими шуточками.
– Ладно. Я быстренько.
Мила резво прыгает по ступенькам, чуть не сбивая группку первокурсников, жмущихся к высокой девушке со строгим выражением лица. Курица и цыплята. Староста и нерадивые студенты. Из года в год одно и тоже.
Выхожу на улицу, глубоко вдыхая тот самый недостающий моему организму свежий воздух. Становится все жарче и жарче с каждым днем, поэтому сразу сворачиваю к скамейкам в тени высоких лип и пытаюсь вспомнить, есть ли такой спасительный прохладный уголок на стадионе. Потому что если нет, то стоит тогда отправиться в парк и побегать среди могучих дубов и кленов…
Боль пронзает руку чуть выше локтя, а пространство качается. Не успеваю сориентироваться и поддаюсь рывку, который утягивает меня с дорожки. Тошнота подкатывает к горлу, но я ее усмиряю медленным дыханием через нос. Поднимаю голову, чтобы наконец увидеть, что за дебил решил таким образом меня позвать на разговор и вижу…
– Ну привет, – выплевывает Марк, все еще сжимая до боли мою руку.
– Отпусти, – дергаюсь, но хватка становится только крепче. – Мне больно, Марк.
В глазах Комарова все еще танцуют язычки злостного пламени, но руку он убирает, зато сам становится ближе. Напирает и оттесняет к дереву. Его любимый прием, чтобы показать, кто здесь главный. Он загоняет меня в угол и ждет извинений. Только сейчас все по-другому. Мне не за что извиняться. Да и пофиг мне на все его обидки и уязвленное самолюбие.
– Ну и где твой идеальный? Уже послал тебя куда подальше?
– Какое тебе дело до этого? Ты вчера все сказал мне. Разве нет? – вскидываю подбородок, смело глядя ему в глаза.
Не собираюсь отводить взгляд. Не покажу, что боюсь. Он больше от меня этого не дождется.
– Какая же ты дура… – устало произносит Марк, потирая ладонью лицо.
– Чего ты хочешь? Ты же сам меня бросил, – растерянно произношу я, потому что совершенно не понимаю этого человека.
Что ему от меня нужно? Теперь-то что?!
– Вернись ко мне, – снова приказной тон.
Этот идиот совершенно не знает, как по-настоящему возвращать девушку.
– Нет, – отвечаю решительно.
– Ты беременна.
– Спасибо, что напомнил. Я в курсе. И что дальше?
– Это мой ребенок, – сквозь зубы цедит Марк.
– Помнится, не так давно он не был тебе нужен.
– И все-таки… Что скажут люди?
Так и знала! Вот прям чувствовала, что все дело в этом.
– Не факт, что он твой, – повышаю голос, добавляя нотки решимости. – Послушай Комаров, я не вернусь к тебе. Забудь об этом. Тест на отцовство сделаю, и если ребенок твой, то, ради Бога, сможешь видеться с ним и участвовать в его жизни как отец. Ну а если не хочешь, то… Пожалуйста. Гуляй дальше. Никаких претензий у меня нет. На алименты подавать не буду. Обещаю. Что тебя не устраивает?
– Что какой-то мужик будет с ним рядом вместо меня! Он вообще говорил, что любит тебя? А? Твой гребанный Арсений, – в голосе Марка слышатся истерические нотки. – А я люблю! Слышишь? Люблю тебя, идиотку, и готов принять обратно.
Что? Принять? Смех вырывается сам собой. Хохочу и не могу остановиться, а заметив на лице Комарова неподдельное изумление, чувствую, как приходит вторая волна. Беру себя в руки и медленно выдыхаю сквозь вытянутые губы.
– Ты не любишь меня. Ты любишь то, кем можешь быть со мной рядом. Любишь мое к тебе отношение, ведь я ставила тебя превыше всего. Твои желания, твое настроение и твои прихоти. Терпела придирки и позволяла лепить из себя ту, которая тебе нужна, и все равно никогда не могла угодить. Ты не любишь меня, ты просто любишь командовать, – заканчиваю и чувствую себя на миллион долларов, потому что он молчит.
