На стульях с выгнутыми спинками, на полу небрежно брошенные вещи: женский цветной халат, кидающийся в глаза оборками и вышивкой, детские колготки, пушистые женские тапочки, валяющиеся на прикроватном коврике, как попало, детские туфельки. Обведя спальню глазами, Акламин извинился перед женщиной и вышел. В прихожей смущенно почесывал затылок его помощник.
Подойдя к следующей двери, Бахудыров некоторое время постоял и толкнул ее. Вторая спальня по размерам была, как и первая. С подобным же убранством. Кровать разобрана, смята. Но в комнате идеальный порядок, как будто это было нежилое помещение. Войдя, Аристарх удивленно посмотрел на молодого человека. Тот мгновенно пояснил:
— Это моя спальня. У нас так принято: у каждого своя спальня. У жены с ребенком — своя, у меня — своя.
Кивнув, Акламин вышел. За ним ступил в прихожую и Бахудыров, плотно прикрыв за собой двери:
— Вот теперь всё. Больше показывать нечего.
Но больше было и не нужно. Без того позволили много. Другой на месте парня не пустил бы на порог, потребовал ордер на обыск, но Бахудыров вел себя крайне доброжелательно. Будто сам хотел, чтобы оперативники убедились, что он, сын своего отца и брат Александры, жил в этой квартире открыто, ничего ни от кого не прятал и ни от кого не хоронился. Чтобы видели, что он обычный добропорядочный гражданин, как все вокруг, несмотря на то что про его отца ходили и ходят до сих пор разные невероятные слухи. Но отец — это отец, а он — это он. У отца своя жизнь, а у сына своя.
Поблагодарив молодого человека, оперативники направились к выходу. Бахудыров опередил, вежливо открывая перед ними дверь. И когда Акламин занес ногу над порогом, молодой человек как бы между прочим спросил:
— Могу ли я узнать, почему вас интересует моя сестра?
— Хотелось бы познакомиться с нею, прежде чем делать какие-либо выводы, — уклончиво отозвался Акламин.
Выйдя на лестничную площадку, Аристарх постоял минуту в раздумье. Опер, следовавший за ним, откашлялся. Дескать, да, побывал, как в музее. Охранники у двери смотрели настороженно. Красивый плафон на стене рассеивал яркий свет.
В голове у Акламина мысли стучали, как барабанные руты по натянутой коже тамтама. Как будто приняли их хорошо, позволили все осмотреть, даже в туалет с ванной комнатой дали заглянуть. Осталось только по шкафам полазить. Но это уже был бы настоящий обыск, а не знакомство с квартирой, и для этого нужен ордер. Однако пока нет никаких оснований для обыска. Да и вообще, вопросов к молодому человеку нет, кроме тех, которые задавались ему по поводу двух фотографий.
Тем не менее какая-то червоточинка под сердцем у Аристарха была. Словно червь, как ржавый гвоздь, ковырялся глубоко-глубоко, не давал душе покоя.
Утро уверенно гуляло по улицам города.
Сев в машину, Акламин сквозь боковое стекло глянул вверх, на окна квартиры Бахудырова. Они были зашторены и казались сонными. Хотя никто внутри уже не спал. Автомобиль тронулся с места.
Закрыв за оперативниками двери, молодой человек, мягко ступая по ковровой дорожке прихожей, направился во вторую спальню, которую назвал Акламину своей. Остановившись посреди нее, негромко позвал:
— Ты где? Выходи!
Дверь шкафа открылась, и наружу, путаясь в одежде, которая висела на вешалках, вывалилась Александра. В узких стрингах и без бюстгальтера. С улыбкой на красивом лице. Отбросила от себя одежду, которую зацепила вместе с вешалками.
— Ты заигралась, сестричка! — недовольно проворчал молодой человек. — Запуталась в своих шахматных комбинациях, перемудрила самоё себя! Ты знаешь, что этот мент показал мне?! Фото, на котором ты вместе с Папой и еще кем-то, и сравнил твою физиономию с той, которая на нашей семейной фотографии в кабинете на столе.
В глазах у Александры блеснул сердитый огонек:
— Не повышай голоса, братец, не забывай, что я старше тебя!
Ее брат прошагал по комнате, сел на кровать.
— Второй раз ко мне менты вламываются! — пробурчал, садясь на кровать. — А сегодня уже вообще беспредел. В такую рань, во-первых, а во-вторых, чуть тебя не прихватили! Если бы ты ночью своевременно не управилась с Кагоскиным и вернулась сегодня позже, ты могла бы напороться на них. Мне пришлось устроить им путешествие по всем комнатам, чтобы замылить глаза! Младший опер, по-моему, очумел от всего, что увидел.
— Ты же сам предложил, — заметила сестра, садясь рядом.
— А что мне оставалось делать? — вспыхнул брат. — Еще раз ждать их к себе?!
— Ты все правильно сделал! — сухо одобрила Александра, потом так же сухо упрекнула: — Но во всем ты сам виноват!
Вскочив с кровати, молодой человек заходил по комнате, резко отбрасывая ногами полы халата. Ему не понравились слова Александры, но он осознавал, что сестра была права. Она продолжала говорить:
— Какого черта ты держал на столе в кабинете мою фотографию, особенно сейчас, когда заварена такая каша?
— Не забывай, что на той фотографии не только твоя физиономия! — возмутился молодой человек, продолжая ходить по мягкому ковру.
— Только не твое, а мое лицо заинтересовало ментов, — раздраженно усмехнулась Александра. — Ты должен был думать головой, а не задним местом. Плохо, когда зад перевешивает голову.
Уязвленный, брат заиграл желваками, глубоко задышал, расширяя ноздри. Остановился против нее, нахмурился, затем, успокаивая себя, посмотрел вопросительно:
— Откуда к полиции попало твое фото с Папой?
— Тут и знать нечего, — усмехнулась Александра. — Потрясли, видать, Папины пожитки — из какого-нибудь кармана и вывалилось. Я знаю это фото. Папа хранил его не из-за моего лица, хотя, возможно, оно ему нравилось и нравится до сих пор. Там Папа рядом с собой запечатлел тех, кто этого очень сильно сейчас не хотел бы, отдал бы за эту фотографию все свои деньги. Папа — битый волк. Он знает, как подминать под себя даже высоких представителей власти. Если менты займутся этим фото, они могут много накопать. Мое лицо — это так, красивая декорация на фоне тех лиц, которые присутствуют рядом с Папой.
Молча выслушав Александру, брат решительно сказал:
— Все, Александра, пора заканчивать игры, иначе дальше в лес — больше дров! Играть с полицией не следует! Опасно!
— Пожалуй, ты прав, братец, пора заканчивать! — насупилась она. — У меня уже готов новый план. Сегодня-завтра должна появиться информация, где находится Папа, а потом, я думаю, все скоро завершу!
Вздохнув, он посмотрел на старинные напольные часы, стоявшие в нише стены:
— Еще есть время понежиться в кровати. — Развязал пояс, сбросил халат и рубаху, остался голым.
Мигом скинув с себя стринги, Александра легла в постель. А он опустился на матрац рядом с нею.
С утра и почти до обеда оперативник в больнице пытался выкачать из подручного Дусева информацию о месте пребывания Папы. Но тот мотал кудлатой головой, шевелил носом, дергал нижней челюстью и будто в рот воды набрал. С какого только боку опер не заходил — бесполезно. Будто вел беседу с глухонемым. В конце концов плюнул в сердцах и вышел из палаты, у дверей которой стояли охранники Исая — на тот случай, если Дусев пришлет своих головорезов, чтобы убрать свидетеля, или же тот сам с дури попытается смыться. Этот подельник был сейчас единственной ниточкой, ведущей к Папе. И начальник охраны Корозова, как и Акламин, не собирался упускать такой шанс.
