Продать Судоркина было для нее не так просто. А, с другой стороны, каждый в этой жизни идет своей дорогой. Все вокруг продается, и все вокруг покупается. Неизвестно еще, чем закончится вся эта история с гарнитуром.
Но когда начинают драться между собой два волка, волчице лучше отойти в сторону.
Однако в данном случае отойти в сторону у нее не получится и уже не получилось. Вольдемар втянул ее в это дело, а Крыса теперь старательно тащит одеяло на себя. И как знать, может, как раз Крыса и окажется в выигрыше.
Зинка сейчас, пожалуй, сумела бы пустить Крысу по ложному следу, если бы знала, что ему уже известно о ней. Просчет Судоркина был в том, что он не предполагал, что Крыса много знает о его подельниках. И теперь ей приходится это расхлебывать. От того, какое она примет решение, зависит, уйдет ли она с Коромыслом отсюда живой, либо оставит Вольдемара с носом.
Снова, словно плугом, Крыса прошелся по извилинам ее мозга:
— Я знаю почти все. Я предупредил уже Вольдемара, что не потерплю плохой игры, но он, кажется, не понял этого и прислал ко мне тебя.
— Так это твои битюги чуть не положили Вольдемара и Коромысло? — пробила неожиданная догадка Зинку.
Вновь Крыса пробороздил ей мозг:
— Если бы я хотел убить, я бы убил. Не сомневайся, Зинка. Но я только предупреждал, чтобы он убрался с моей дороги. Он залез не в свои сани, забрался на чужое поле, катается и топчется на нем, как слон в посудной лавке, хочет поломать мою игру. Не получиться, я давно веду эту игру, ему в ней нет места. Гарнитура Вольдемару не видать, как собственных ушей!
— Ты бы мог ему сказать об этом сам! — как за соломинку уцепилась Зинка за эту мысль. — Что тебе мешает? Не заставляй меня делать больше, чем я могу. Чего вы делите? Вы же с ним когда-то одну похлебку хлебали.
— Да, когда-то на зоне мы с ним делили одну пайку на двоих, — презрительно вспомнил Крыса. По лицу пробежала волна, по которой можно было угадать, что вспоминает он об этом с внутренней брезгливостью и отторжением, сожалеет о том, что такие страницы были в его прошлом, что они связаны с Вольдемаром. Между тем, совсем порвать с ним не мог и полностью оплевать то время тоже не мог. Явно его раздирали противоречия. Он метался между двумя полюсами, ища золотую середину меридиана, ища свой экватор. — Однажды он меня прикрыл от братвы, — сказал, смывая с лица презрительное выражение, и на нем как будто появилось нечто похожее на чувство благодарности. — Мы в корешах ходили. Это потом мы разошлись. И какая бы обо мне молва ни ходила, я все-таки не могу отправить одним махом в расход бывшего кореша. Я предложил ему мирно убраться с моей дороги, но он не понял. — Крыса нахохлился. — А вот теперь я на него расставлю капканы, и одним из капканов станешь ты, Зинка.
— А если я не соглашусь? — неуверенно спросила она, чуть прикусив нижнюю губу.
Посмотрев так, как будто удивился нелепому вопросу, на какой она сама знала ответ, Крыса сказал:
— Ты уже согласилась, Зинка.
И она промолчала.
— Не тяни время, Зинка! — подтолкнул ее Крыса. — Я дарю тебе бабки и жизнь, а также удовольствие работать со мной.
— Бабки я выиграла сама! В честном поединке! — возмущенно парировала она. — А что касается удовольствия, тут, как посмотреть. Вы, мужичье, всегда переоцениваете себя! Какое от вас может быть удовольствие без стимула? Выиграть то, что стоит на кону, вот это стимул, вот это удовольствие.
Крыса посмотрел в зеркало в витом обрамлении, которое висело на стене сбоку от него, пригладил волосы:
— Выиграть мало, Зинка, надо еще сохранить! — сказал негромко, сделал паузу и произнес требовательно. — А теперь постарайся выиграть собственную жизнь! И смотри, тоже не переоцени своих сил. Вам, шалавам, это свойственно так же, как и нам. Разница лишь в том, что мы умеем давать задний ход, когда нужно, а вы вытаращите свои зенки и прете напропалую до поросячьего визга. Так что не оступись сейчас. Здесь визг не поможет. Включай мозги. И если они у тебя правильно сработают, потом будешь получать удовольствие. А теперь, хватит тянуть время, Зинка, рассказывай все по порядку, что знаешь! Я жду!
Она сделала глубокий продолжительный вздох и выложила Крысе все, что ей было известно о потугах Судоркина. И о том, как тот хотел нагреть Крысу, состряпав для него свою версию.
Говорила и чуяла, что приняла правильное решение, ибо по лицу Крысы, по его некоторым вопросам увидела, что половину из того, что она говорила, он хорошо знал. И сразу бы поймал ее на вранье, раскусил бы, как гнилой орешек, если бы она начала вилять. И кто знает, где бы они с Коромыслом были после ее липы.
Продала Вольдемара с потрохами, при этом не почувствовала угрызения совести. Какие могут быть угрызения, когда на кон поставлена собственная жизнь? Тут или пан, или пропал.
В свое время, когда она была на зоне, за такие дела сама другим подставляла к горлу нож. Теперь выяснилось, что она не лучше них, такая же, способна продать кореша, когда реально над тобой занесена коса старухи-смерти.
А, в общем-то, все просто. Жизнь одна. В ней каждый за себя. Сильные делят поле. Слабый, чтобы выжить, прибивается к более сильному. Одному выжить непросто. Да одному, собственно, и не дадут барахтаться. Обязательно найдется кто-нибудь, кто предложит свои услуги. Но не бесплатно. За них придется заплатить. И оценить, дорогой была плата, либо дешевой, можно будет только со временем.
Она интуитивно уловила, что Крыса сильнее Вольдемара и что для нее надежнее сейчас прибиться к его берегу.
В завершение он жестко ввинтил ей в ушные раковины свой въедливый голос:
— Служи мне верно, Зинка! Начнешь финтить — пущу в расход. И не почувствуешь, как к чертям на ужин пожалуешь! Каждое движение Вольдемара отныне я должен знать.
Зинка сглотнула слюну и молча направилась к барной стойке, перед которой нетерпеливо крутился на стульчике Коромысло, даже не подозревая, что очень просто мог недавно лишиться не только денег, но и жизни.
Выйдя из клуба, Зинка вытолкнула из себя клубный воздух и через зубы втянула свежего воздуху. Полегчало, будто заменила живительным воздухом омертвелый дух предательства.
Охранник у дверей раскланялся ей, провожая. И когда она сунула ему в руки купюру, схватил эту руку и прижал к мокрым губам. А потом еще в спину говорил какие-то восторженные слова, какие она уже не слушала.
По тротуару шли люди, не смотря по сторонам. И Зинка тоже не смотрела на них, сейчас все они были для нее одной безликой массой. Ей не было дела до них, как, впрочем, и им до нее. Наверно, у каждого были свои проблемы, между тем, ее проблема казалась ей куда серьезнее.
С торца здания у мусорного контейнера топтались вороны, рвали друг у друга куски пищи. Конфликты вспыхивали и тут же угасали. Как-то воронам удавалось быстро улаживать их. Лишь одна из всех, каркая громче других, не собиралась ни с кем делиться. Долбила нападавших клювом и тащила свой кусок в сторону. Отогнав всех, оставшись одна, принялась клевать пищу, поглядывая вокруг, чтобы никто не отобрал.
