Уна тихо шла рядом и долго молчала.
– Твои земли теперь огромны, это предчувствие может быть никак не связано с Хилном. Нас второй день нет в замке, и никто не знает, что там происходит.
Ярвина будто кольнуло, но тут же отпустило. Знать бы, что это?
– Или это может быть связано не с местом, а с человеком… С твоей женой?
– Как давно ты видела Эйслинг? – тут же спросил ее Ярвин.
– Недавно. Она говорила с Корном. Она целый день с ним, и он этому рад.
– Как вижу, тебе и Корн не нравится.
– Он честный человек и хороший воин, – спокойно ответила Уна. – Но говорят, он влюблен в Эйслинг… Хотя стража Хилна в целом ее боготворит, так что все может быть не так, как кажется.
Ярвин не смог сдержать довольной улыбки. Отчего-то такое поклонение его жене вызывало гордость.
– Ты улыбаешься. – Уна шла и смотрела на него, чуть склонив голову к плечу.
– Сколько там человек в страже? Больше двадцати! А сколько девушек могут влюбить в себя больше двадцати мужчин сразу?.. Есть чему улыбнуться.
– Особенно если вспомнить, какой у твоей ресляндки длинный нос, – с усмешкой заметила Уна. А Ярвин только пожал плечами. Нормальный нос. – Брат, она платила стражникам золотом. Просто подумай. Они любят не ее, а золото, которое она им давала.
– Нет, Уна, они любят именно ее. За то, что не бросила город, не стала жертвой, а оказалась сильнее всех и сделала их жизнь другой. Как бы ты ни думала, а эту землю и людей Эйслинг считает своими и заботится.
Он не стал добавлять, что принцесса решилась жить с ним отчасти потому, что не хотела оставлять свой край каким-то варварам. Эта мысль пришла совсем недавно, но она показалась верной.
Сестра заступила ему дорогу и серьезно посмотрела в глаза. Сейчас на ее лице не было ни ухмылки, ни злости, только еле заметное беспокойство.
– Не влюбляйся в ресляндку, – сказала она. – Это ничем хорошим не кончится. Ты должен быть верен своему народу, а если влюбишься, то твоими мыслями завладеет она. И она станет решать, что лучше для твоей земли.
– Ты опять за свое…
– Ярвин, они другие. У ресляндцев в головах не то же самое, что у нас. Мы порой наивны и слишком легковерны, идем с открытым сердцем. А они не умеют открывать сердца. Возможно, потому что у них его нет.
Уна испытующе смотрела на Ярвина и действительно казалась обеспокоенной.
– И не забывай: Эйслинг – дочь Хитрого Льва. Таким людям не нужны сердца, им нужно золото, им важна выгода. Ты помнишь, что Дайра разрешил остаться в деревнях Ресляндии только кузнецам и плотникам? Наш остров исчез, люди гибли, женщины и дети болели, а он разрешил остаться только мастерам. Ты помнишь, как мы убегали от его дозоров, как за нами гнались его воины? Он пригласил к себе наших лучших людей, а про остальных умолчал, и нас любой прохожий принимал за угрозу. Это с его подачи мы стали в глазах ресляндцев дикарями… Твоя жена – дочь того человека, который разделил наш народ на хороших и плохих, как они говорят, «варваров».
Его сестра умела напомнить о худшем, чтобы подкрепить свои слова. Ярвин лучше Уны помнил дни скитаний и гнев отца – он уже тогда всегда был при нем как единственный сын и наследник силы. Это было тяжелое время.
Но обида на Дайру давно прошла. Как бы ни было больно, Ярвин его понимал, хоть и ненавидел. Он знал, что для процветания земель не нужны старики и тем более воины, преданные чужой стране и другим богам, а вот мастера пригодятся.
– Не беспокойся обо мне. – Ярвин положил руку на плечо Уны. – Я знаю, кому можно доверять, а кому нет.
– Надеюсь, Мирта тебя убережет, – ответила на это сестра. – Сам ты точно не разберешься.
– Слишком туп?
– Нет, просто ты влюбляешься в любую девушку, которая может пробыть с тобой до утра!
«Теперь понятно!» – подумал Ярвин, сложил руки на груди и посмотрел на сестру в упор. Ему и так несладко от того, что хранители давят, а тут еще она. А Уна не выдержала и выкрикнула:
– Ты целую зиму не мог спокойно смотреть на Тиру! Все ждал, когда она снова к тебе придет, и это после одной ночи.
– Уна, я только пережил свою семнадцатую зиму. Конечно, я тогда влюбился!
Кто бы на его месте не влюбился. Тира была красивой и могла находиться рядом с ним часами, в то время как другие шарахались. Сейчас Ярвин хорошо понимал, что был очень молод, а тогда, да, страдал. Но Тира ушла, и все жили дальше. Намного позже она еще приходила в его шатер в дни побед. Только к тому времени Ярвин вырос. Да и Тира, казалось, появлялась, лишь бы все видели, что она может.
– Ты постоянно влюбляешься. Я знаю еще двух женщин, которые смогли остаться с тобой до утра, и каждой ты предлагал стать женой. Не таким мягким должен быть истинный ярган.
– Уна, я разменял двадцать пятую зиму, мне пора уже было кого-то найти! При нашей-то жизни вы рисковали остаться без яргана и барсов. И не говори мне, что тоже не присматривалась к женщинам, которые выходили из моего шатра. Дело было не в любви. – Ярвин окончательно разозлился. – Какой-то очень детский разговор, сестра… Мой брак с Эйслинг был и есть ради земель. Но если ты еще раз заговоришь о ней, я правда разозлюсь. И не смогу сдержать барса, если он появится.
Ярвин посмотрел в заледеневшие черты Уны, но больше ничего не сказал. А она отступила в тень, освобождая дорогу.
Полночи Ярвин ворочался, не давая спать ни себе, ни Эйслинг. Он не мог понять, отчего на него так давят хранители. Проговаривал про себя названия мест и прислушивался к ощущениям, потом шепотом произносил имена и снова ждал ответа богов. Не помогало.
Еще до рассвета он поднялся и опять обошел стены Хилна, но и здесь не почувствовал ничего, кроме уже привычной тяжести в груди. Еще поразмыслив, он разбудил Гундрига, Уну и Эйслинг. При взгляде на сонную жену в новом толстом плаще он улыбнулся. Встрепанный воробушек, а не принцесса. Захотелось сразу ее обнять и поцеловать, жаль, времени не было.
Ярвин рассчитывал до полудня попасть в Замок-на-скале. Если тяжесть из груди не пропадет и там, значит, он просто спятил и чувствует то, чего нет.
Они скакали по склонам в тишине. Будто все понимали серьезность момента. Даже Гундриг не дремал в седле, а хмуро смотрел по сторонам. Уна с каменным лицом ехала на приличном расстоянии позади Ярвина. И только Эйслинг держалась рядом. Она была странной и несколько раз порывалась что-то сказать, но умолкала и снова смотрела на склоны впереди.
Когда они увидели на вершине Замок-на-скале, Ярвин даже выдохнул. Стоит на месте – уже неплохо. А потом он заметил над стенами дым, который поднимался столбом из самого сердца замка. Он вдруг ярко ощутил присутствие Мирты, и ветер хлестнул по щекам. Еще и Бурн.
Тяжесть в груди стала невыносимой.
Они устремились вперед, и Ярвин все больше злился. С ним никого нет, в самом замке осталось около пятнадцати человек. Если там дикари и бой перешел за стены, можно не торопиться – они уже проиграли. Без барсов им просто не победить.