Шейми улыбнулся про себя, вспомнив свои чувства, когда Дженни сообщила ему о беременности. Он не испытал никакой радости. Наоборот, он был шокирован. Перед глазами промелькнула вся его жизнь, что бывает у людей на грани смерти. Но он сразу же понял, как должен поступить. Дженни забеременела от него, а потому он не имеет права уплывать в Антарктику и оставлять ее в Лондоне одну. Каково было бы ей переживать тяготы беременности и своего положения незамужней женщины? Так мог поступить только конченый мерзавец. И Шейми принял единственно правильное решение, достойное порядочного мужчины: он сделал Дженни предложение.
Прося ее выйти за него, Шейми испытывал страх и болезненное чувство раздвоенности. Он понимал: этим предложением он теперь прощается с Уиллой раз и навсегда. Но, к его большому удивлению, согласие Дженни сделало его счастливым. Едва она сказала «да», весь страх пропал, и в последующие дни он испытывал лишь облегчение и удовлетворенность.
Слова произнесены, решение принято. По сути, он принял все решения. Он останется в Лондоне и согласится на предложенную КГО работу, а путешествия оставит другим, тем, кто моложе и неукротимее его. Тем, кому нечего терять, кроме самих себя. Шейми твердил себе, что ошибался, веря, будто Уилла Олден – единственная женщина, которую он может любить. Он был полон решимости отпустить печальную, разрушительную любовь к Уилле и принять любовь, предлагаемую Дженни. Свои воспоминания об Уилле: ее смех, то, как она смотрела на него, когда они поднимались на Мавензи, вкус ее губ… все это он поместил в сейф и запрятал в потаенные глубины, чтобы никогда не открывать снова.
Впервые за многие годы Шейми находился в ладу с собой, испытывая спокойствие, удовлетворенность и легкость. Исчезли тревоги и взбудораженность. Исчезло ощущение незаживающей внутренней раны.
«Да, все эти годы я ошибался», – мысленно говорил себе Шейми, сжимая руку Дженни. Наконец-то он нашел любовь. Он знал, что нашел. Он обрел счастье с женщиной, сидящей рядом. Уилла Олден принадлежала прошлому и останется в прошлом. Его будущее – жизнь с Дженни Уилкотт.
Миссис Олден извинилась и встала, чтобы поздороваться с кем-то из приехавших дальних родственников. Дженни спросила у Шейми, не хочет ли он еще чая.
– Нет, дорогая, спасибо. Я уже выпил три чашки, и выпитый чай просится наружу. Пожалуй, навещу-ка я уборную. Я быстро.
Ему пришлось идти мимо большой гостиной, где лежал адмирал Олден. Проходя, Шейми услышал голоса: мужской и женский. В какой-то момент они зазвучали громко, но тут же стихли. Что бы ни обсуждали эти люди, его, Шейми, их разговор не касался. Он надеялся, что оба сознают, где и при каких обстоятельствах они спорят, а потому быстро замолчат и уйдут.
Но он ошибся. Возвращаясь из уборной, он обнаружил, что голоса продолжают звучать, причем громче. Во всяком случае, мужской. К своему удивлению, Шейми узнал этот голос. То был Альби.
Тревожась за друга, Шейми приоткрыл дверь и просунул голову. Альби расхаживал взад-вперед. Рядом стоял странного вида субъект: высокий, тощий, одетый в широкие болтающиеся брюки, красную хлопчатобумажную куртку и с шарфом на голове. Шейми видел его со спины. Судя по мятой, запыленной одежде, собеседник Альби явился сюда из дальнего путешествия. А где же женщина? Шейми мог поклясться, что второй голос принадлежал женщине.
Разговор продолжался, больше похожий на спор. Говорил один Альби. Чувствовалось, его друг сердит и едва сдерживается.
Почему этот человек вздумал донимать Альби, причем сейчас, в день такой скорби? Тревога Шейми возросла, и он решил вмешаться. В этот момент неизвестный направился к гробу. Шейми заметил, что он прихрамывает.
И вдруг с пронзительной, мучительной ясностью Шейми понял, кто это. Он быстро попятился, рассчитывая выбраться незамеченным, однако спешка его и подвела. Шейми налетел на пьедестал с тяжелой китайской вазой. Ваза качнулся и раньше, чем Шейми успел ее поймать, грохнулась на пол и разбилась. Странный человек обернулся и оказался женщиной. Ее большие зеленые глаза, полные слез, округлились, в них читалось узнавание и душевная боль.
– Здравствуй, Шейми, – произнесла Уилла Олден.
Глава 24
Шейми застыл на месте. Эмоции, охватившие его, были подобны свирепому арктическому ветру. Печаль и гнев за то, как она обошлась с ними и со всеми. Жалость к ней и чувство вины за случившееся с ней. И любовь. Самым сильным из захлестнувших его чувств была любовь.
Он любил ее. До сих пор. Ничуть не меньше, чем в день признания на вершине Килиманджаро. Ничуть не меньше, чем после чтения ее прощальной записки.
– Здравствуй, Уилла, – тихо сказал он, не в силах отвести от нее взгляд.
Ее лицо исказилось гримасой. По щекам текли слезы. Уилла нерешительно шагнула к нему, затем остановилась.
– Блудная дочь вернулась, – нарушив молчание, язвительно произнес Альби.
Уилла поморщилась, как от удара. Казалось, Альби не заботит, что его слова ее ранят. Он не торопился обнять сестру, с которой не виделся столько лет. Наоборот, он старался встать подальше.
Шейми вспомнил их последнюю совместную встречу в «Пикереле». Это было целую вечность назад. Шейми и Альби пили там пиво, когда неожиданно появились Уилла и Джордж. Она была в мужской одежде: твидовых брюках и мешковатом свитере. Свои вьющиеся каштановые волосы она коротко подстригла, что еще сильнее подчеркивало ее тонкую шею и высокие скулы. Глаза у нее тогда были веселыми, дерзкими и полными жизни.
Нынешняя Уилла очень сильно отличалась от девушки из его воспоминаний. Изможденная. Снедаемая беспокойством. С загорелым, обветренным лицом. Волосы не короткие, заплетены в длинную толстую косу. Но и сейчас Уилла оставалась красивой. Ее глаза ничуть не утратили прежней вызывающей проницательности. Заглянув в них, Шейми увидел то же, что видел всегда: такую же беспокойную, ищущую душу, какая жила и внутри его.
Он открыл рот, собираясь сказать ей о своих чувствах, желая сказать что-то, что исправило бы ситуацию и перекинуло мост через возникшую между ними пропасть, но смог лишь произнести:
– Что ж, может, выпьем по чашке чая?
– Нет, не выпьем, – возразил Альби, посмотрев на него с неприязнью. – Здесь не чертов Эпсом, и я не собираюсь распивать чертов чай на чертовой лужайке!
С этими словами Альби ушел, хлопнув дверью и оставив Шейми и Уиллу одних.
Уилла рукавом вытерла со щек слезы.
– Он жутко зол на меня. Назвал меня жестокой, – сдавленно поговорила она. – Я ведь не нарочно опоздала. Я даже не знала, что отец болен. Письма от Альби и матери добрались до меня с большим запозданием. Едва получив их, я сразу же отправилась в дорогу. Это было полтора месяца назад. Я спешила, как только могла. – Она покачала головой. – Альби и слышать не желает. Мама уже простила меня, а он – ни в какую. – Она печально улыбнулась. – Я хотя бы поспела на похороны. Это ведь тоже прощание, правда? Не такое, какого бы мне хотелось, но единственно возможное. – Уилла замолчала, глядя на гроб. – Я и подумать не могла, что он умрет. Только не он. Он был таким сильным, полным жизни.
