– Пока хватит. Остановитесь, иначе вас вытошнит. У нас большие запасы воды. Ваше имя, сэр?
– Финнеган, – ответил он, щурясь от яркого пустынного солнца, струящегося из раскрытой двери камеры. – Капитан Шеймус Финнеган.
Глава 100
– Джеймс, дорогой, иди сюда. Вот эту игрушку отдай Чарли, а эту – Стивену, – сказала Фиона, вынимая из объемистой коробки две елочные игрушки.
Был канун Рождества, которое она, Джо, их дети и малыш Джеймс проводили вместе с пациентами госпиталя для ветеранов в Уикершем-Холле.
Джеймс осторожно взял игрушки и подошел к парню, стоящему возле елки.
– Держи, Стивен, – сказал малыш, подавая ему фигурку снеговика. – Повесь повыше. Нет, не туда. Еще выше. У нас там ни одной игрушки.
От Стивена Джеймс направился к Чарли. Тот сидел на диванчике и смотрел в стену. Джеймс вложил ему в руку игрушку, однако Чарли и не подумал идти вешать ее на елку. Джеймс был слишком мал. Он ничего не знал о психологических травмах и не мог прочувствовать всю трагедию семнадцатилетнего парня. Ему казалось, будто Чарли просто ленится украшать елку.
– Ну давай же, Чарли, – нетерпеливо подгонял двоюродного брата Джеймс. – Ты ведь знаешь: каждый должен делать свою долю работы. Дедушка всегда так говорил. Он говорил: надо делать то, что на нас возложено, и не отлынивать.
Когда и эти слова не подействовали на Чарли, Джеймс схватил его за руку и буквально стащил с дивана. Чарли нехотя встал.
– А теперь вешай свою игрушку рядом со снеговиком Стивена.
– Настоящий маленький генерал! – восхищенно произнес Джо.
Фиона, смотревшая на двоюродных братьев, один из которых был рослым, а второй – совсем маленьким, кивнула и улыбнулась. Украшение елки относилось к числу простейших занятий, но от одного вида Чарли, вешающего игрушку, сердце Фионы наполнялось счастьем. Чарли медленно, но уверенно возвращался к нормальной жизни.
За месяцы пребывания в госпитале его дрожь уменьшилась. Он вновь научился самостоятельно есть и помогал в простых работах. Вот только спал он по-прежнему плохо и почти не говорил.
В октябре Фиона и Джо забрали сына домой, надеясь, что привычная обстановка родного дома поможет ему выбраться из скорлупы. Все оказалось куда сложнее, чем они думали. Младшие дети просто пугались брата, да и старшим видеть его каждый день было нелегко. Он с трудом ел и плохо спал. Его мучили кошмары. Чарли было трудно подниматься и спускаться по лестнице. С большой неохотой Фиона и Джо вернули сына в Уикершем-Холл, ибо там ему было лучше. Обстановка в госпитале была спокойнее, а жизнь протекала по распорядку. Как ни странно, распорядок благотворно действовал на Чарли.
Фиона и Джо разыскивали по всей Европе лучших врачей, приглашая их в госпиталь. Врачи приезжали, один за другим, однако никто так и не мог помочь Чарли. Фиона с ужасом вспоминала одного пражского врача. Тот объявил, что разум Чарли безнадежно поврежден и рассчитывать на некоторое улучшение состояния можно только после применения шоковой терапии. Так назывался изобретенный этим врачом метод лечения. Чарли введут повышенную дозу стимулятора, названия которого Фиона не могла даже выговорить. Это вызовет у него сильный эпилептический припадок.
– В медицине это называется генерализованным припадком, – пояснил пражский врач. – Он воздействует на все отделы мозга. Я надеюсь через этот припадок восстановить поврежденные мозговые связи. Не бойтесь, миссис Бристоу. Ваш сын будет крепко привязан к кровати специальными кожаными ремнями, скрепляющими руки и ноги. Они уберегают пациента от членовредительства во время припадка. – Врач весело улыбнулся и добавил: – А еще больше они уберегают врача!
Разъяренная Фиона потребовала от эскулапа побыстрее убраться, чтобы и духу его здесь не было. Потом взяла беднягу Чарли за руку и повела из палаты в сад. Там она усадила Чарли на траву, где можно было не опасаться, что он покалечится, а сама принялась собирать груши для поварихи. С собой она захватила только секатор, забыв взять корзину. Срезав несколько груш, она протянула их Чарли. Разговор с пражским врачом настолько разозлил и опечалил ее, что она напрочь забыла о неспособности сына держать что-либо. Повернувшись снова, Фиона увидела, что Чарли уже не дрожит, как прежде. Дрожь не исчезла совсем, однако значительно уменьшилась. Груши лежали на траве, но одну из них Чарли вертел в руках и рассматривал. Затем он поднес грушу к носу и стал вдыхать ее аромат. Потом посмотрел на мать… по-настоящему, впервые с момента появления в госпитале. Посмотрел и улыбнулся.
– Спасибо, ма, – достаточно внятно произнес он.
Фиона едва не закричала от радости. Она обнимала и целовала Чарли. Он вновь опустил голову и отвернулся, что делал всякий раз, когда к нему подходили слишком близко. Но с того дня начались его шаги к улучшению. Он стал произносить слова и фразы и уже не отворачивался, когда на него смотрели. Это было медленное пробуждение, медленное возвращение в нормальную человеческую жизнь. Фиона не сомневалась: наступит день, когда ее сын окончательно оправится от последствий психологической травмы.
На следующий же день, вернувшись в Лондон, она передала руководство чайной империей своему первому заместителю Стюарту Брайсу. Она назначила его председателем и дала абсолютные полномочия. Так за считаные часы она простилась с делом, которому отдала не один десяток лет.
– Фи, ты уверена? – спросил Джо, узнав о ее решении.
– Уверена, – без тени сомнения, без колебаний и слез ответила она.
Да, чайная империя была ее детищем, взращенным с любовью. Но еще больше она любила своих детей. Чарли остро нуждался в ее заботе, как и маленький племянник Джеймс.
Фиона стала проводить в Уикершем-Холле как можно больше времени. Она приезжала туда с Джеймсом, а иногда брала и близнецов, останавливаясь в Брэмблсе. Вместе с Чарли и младшими детьми она занималась работой, до которой у госпитального садовника не доходили руки. Они сажали и пололи, обрезали сухие ветки, собирали плоды, а затем стали готовить деревья к зиме. Они высадили двести луковиц крокуса, триста луковиц тюльпанов и пятьсот луковиц нарциссов.
С наступлением осени у всех появилось крепнущее чувство, что война скоро закончится. В нее вступили американцы, воюющие на стороне союзников. Это серьезно повлияло на расклад сил. Все говорило за то, что кайзеру долго не продержаться. С каждым днем крепли надежды Фионы на скорое окончание войны, а это означало благополучное возвращение ее брата Шейми.
А потом настал ужасный день, когда к ним неожиданно приехал Джо. Фиона сразу поняла причину его появления. Ей было незачем читать привезенную им телеграмму. Она уже все прочла в его глазах.
– Фиона, я не нахожу слов, – тихо сказал муж. – Я сам поверить не могу.
Чарли был первым, кто подошел к ней, кто обнял ее.
– Не плачь, ма, – произнес он, когда она опустилась на стул и зарыдала от горя.
Фиона горевала не только о потере брата. Она горевала по Джеймсу, за считаные недели потерявшего родителей и деда.
