– А за ним? – Ирка кивнула на череп.
Я вздохнула.
– Чур, ты звонишь! – сказала подруга.
– Почему снова я?
– Потому что это ты виновата!
– Я никого не убивала!
– Это понятно, он там лежит много лет. Ты виновата в том, что сглазила, когда упомянула косточки, которые трещат!
– Убедила. – Я достала из кармана мобильник и набрала до боли знакомый номер. – Сереженька…
– Что? – Полковник Лазарчук моментально напрягся.
– Ты только не сердись, пожалуйста, но мы с Иркой и детками опять совершенно случайно нашли…
– Сколько?
– Чего – сколько?
– Не мямли, говори прямо, сколько трупов вы нашли?
– Ой, да всего один! – Я обрадовалась, что мы не оправдали худшие ожидания полковника.
– И, может, даже не весь! – сунулась к трубке Ирка.
Она хотела как лучше, а получилось как всегда: Лазарчук еще больше разволновался.
– Что значит – не весь? Там расчлененка?! Детей хоть уберите, идиотки!
– Не идиотки мы, – с большим достоинством сказала я, оттеснив плечом Ирку. – Просто находчивые.
– И веселые, ага, – в трубке забулькало. Очевидно, Серега не смог проглотить нашу весть всухомятку. – Так, коротко и по существу: где вы?
– В моем дворе.
– А труп где?
– Тут же, прямо в центре.
– Посреди двора лежит? – неприятно удивился полковник. – Стоп, может, он еще живой?
– Вот уж точно нет, поверь мне!
– Ладно, адрес я помню, сейчас к вам подъедут. Не топчитесь там и ничего не трогайте! – И старый друг швырнул трубку.
– Дети, отойдите в сторону! – Ирка отогнала от пня Масяню и Манюню, огляделась и сориентировалась: – Идите на качели!
– О нет! – простонала я.
Древняя – ровесница спиленного ореха – качелька в виде перекидной доски скрипит так громко и жутко, что морально не готовые к этому детки начинают горько плакать, едва воссев на нее. А взрослые выглядывают в окна, свисают с балконов и нехорошо ругаются, требуя прекратить это безобразие.
Сейчас сбежится весь квартал, и утаить такую интригующую находку, как череп в клумбе, не получится! Лазарчук нас за это не похвалит.
Хррр-тррр-уииииии! – взвыла качелька – настоящая королева баньши.
Я схватилась за голову, а Ирка спокойно скомандовала:
– Стоп машина!
Качелька зависла. Подруга подошла к ней, извлекла из своей сумки пластмассовую масленку с длинным носиком, деловито повозюкала ею и разрешила:
– Продолжайте.
Масяня (или Манюня) оттолкнулся от земли и полетел вверх, Манюня (или Масяня) качнулся вниз. Туда – обратно, туда – обратно… В полнейшей тишине!
– Ирка, ты гений! – убежденно сказала я подруге. – Я бы никогда не додумалась носить с собой машинное масло…
– Почему только машинное, у меня и сливочное есть.
– Нет слов. – Я развела руками.
В благословенной тишине мы наблюдали, как счастливые детки на качельке то воспаряют, то снисходят. Потом во двор закатилась машина, из которой вылезли строгие парни с цепкими взглядами.
– Ну и где? – остановившись в двух шагах от нас с Иркой и бегло оглядевшись, спросил один, так недовольно, будто его не обрадовало отсутствие обещанного трупа посреди двора.
– Там, – подсказала я и потыкала пальчиком в яму.
Парни подошли, посмотрели. Они переглянулись, хмыкнули и скомандовали нам с Иркой:
– Отходим, гражданочки.
Мы отошли, наблюдая, как один из парней достал из багажника саперную лопатку и оба полезли в яму. Что они там делали, за их спинами и раскидистым пнем было видно плохо, но вылезли ребятки с небольшим пакетом, черным, как для мусора.
– Целый труп туда никак не мог поместиться! – уверенно сказала мне Ирка и пошла к яме. Я – за ней.
В разворошенной черной земле уже ничего не белело. Череп исчез.
– Эй, а как же остальное? – обеспокоенно воззвала я к парням, но они мой вопрос проигнорировали, сели в свою машину и уехали.
– Нормально, а? – Я возмущенно посмотрела на подругу. – Похоже, они только череп забрали, а остальное так и осталось!
– Если сами поленились копать, могли бы нас попросить, – сказала Ирка и поправила сумку на плече. Она задумалась: – Вообще-то у меня есть два прекрасных совочка для песочницы, они очень крепкие, железные, еще советские…
– Масяня и Манюня разве до сих пор возятся в песочнице? – некстати удивилась я.
– Нет, конечно, но иногда бывает нужно их чем-то занять, а что может быть увлекательнее и полезнее, чем физический труд на свежем воздухе, – поделилась ценным педагогическим опытом подруга. – Тем более сейчас осень, лучшее время для садовых работ.
– А сегодня можете раскопать обезглавленный труп, – благосклонно кивнула я.
– Намекаешь, что это будет вредно для детской психики? – Заботливая мать задумалась. – Да, пожалуй. Но как же психика обитателей вашего дома? Представь, как они будут шокированы, если безголовый скелет выроют и станут грызть собаки!
– Жуть! – поежилась я.
Ирка немного подумала, а потом гаркнула:
– Крошки мои, ко мне!
Масяня и Манюня примчались на зов, и мы вместе свалили обратно в яму растопырчатый пень.
– Ну вот, теперь собаки останутся ни с чем, – вытирая руки влажной салфеткой, сказала Ирка.
Я осмотрела получившуюся заградительную конструкцию и согласно кивнула: да, и собаки тут не поживятся, и Горблагоустройство изрядно повозится, повторно доставая пень. Хотя на этот раз он лег в яму боком, часть корней торчала вверх, и рабочим будет за что ухватиться, чтобы вытянуть его. Торчал и злосчастный железный штырь, затруднивший работу дядьке-корчевателю.
– Дай-ка и мне салфетку, – попросила я подругу, присматриваясь к арматурине.
На ее конце имелось небольшое утолщение.
Я потерла его салфеткой и опять оглянулась на Ирку:
– И масло свое давай!
– Какое? – уточнила моя запасливая подруга.
– Которое в масленке!
– Они оба в масленках, только в разных.
Блин! Вот нужны мне сейчас муки выбора?!
– Машинное давай, тут столетняя ржавчина!
Ирка тут же подскочила ко мне с запрошенной масленкой в руке и живым интересом на лице.
– Ух ты! А что это? – Она потрогала утолщение на конце железного прута. – Гайка? И что? Зачем она тебе?
– Затем, что никакая это не гайка. – Пыхтя и сопя, я с помощью масла, салфетки и ругательных заклинаний кое-как стянула с бурого от ржавчины прута черно-серый набалдашник. – По-моему, это кольцо!
