— Хватай его за руки, — сказал Уэйд. — Вяжи.
С изрядной ловкостью и проворством Брайан завершил операцию по связыванию отца.
— Веревка режет, кретин. Развяжи меня.
— Нет, — сказал Брайан. — Лучше не надо.
— Джен, — позвал Тед, — пусть эти головорезы от меня отстанут. О Боже.
— Знаешь что, Тед, — ответила Дженет, посмотрев на него. — Мне кажется, так гораздо лучше.
— Брайан, хватай его за ноги, — сказал Уэйд. — Забросим его в фургон.
Сыновья размахнулись: раз—два—три—плюх! — и Тед шлепнулся на пол фургона, как старый физкультурный мат.
— Есть, — сказал Уэйд. — Теперь ты наш заложник.
— В обмен на что?
Мать с сыновьями немного подумали.
— На запуск шаттла, — сказала Дженет. — Не видать тебе, Тед, как твоя дочка полетит в космос.
— Ах вы, тупые ублюдки, ах вы, жалкие... — Но эта инвектива была заглушена Брайаном, который, порывшись в прекрасно укомплектованной аптечке, нашел толстый кораллово-красный пластырь и залепил отцу рот.
— Voila
[2]
, — сияя, сказал он.
Засим последовало кратковременное затишье: Дженет с сыновьями стояли у фургона и любовались Тедом.
— Давай, мам, запрыгивай, — сказал Уэйд.
— Ладно, — после недолгого раздумья ответила Дженет, — но сначала мне нужно забрать вещи из своей машины.
Так они и сделали, и Дженет почувствовала себя... фантастически, когда они выехали на шоссе.
— Эй, мальчики, я думала, у вас нет бензина...
Уэйд с Брайаном ухмыльнулись.
Молчу, молчу.
— Уэйд, будь так добр, расскажи мне чуть поподробнее, что происходит.
Уэйд пожал плечами и рассказал матери о Диснейуорлде, смерти Норма от сердечного приступа, письме, багажнике Пшш, поездке в Дайтону-Бич... Под конец его рассказа Дженет приумолкла и только глядела на проносившиеся мимо заболоченные участки, рекламу кооперативных квартир и раздавленных животных.
— Ну, и что ты думаешь, мам?
Дженет подумала о письме — о безупречном словесном кристалле всего, что осталось невысказанным между матерью и сыном. И вдруг она заметила громоздившиеся в небе облака цвета пюре, похожие на заставку «Коламбия пикчерс». В ней шевельнулась мысль — пока еще только в зародыше.
— Я думаю, нам нужно остановиться у ближайшего универсама.
— Зачем?
— Надо купить конвертов и сделать дубликаты письма.
— О чем это ты?
— Уэйд, посмотри мне в глаза. Посмотри и скажи, что ты можешь отдать такое драгоценное письмо какому-то монстру, который готов за него заплатить. — Дженет выждала секунду. — Видишь? Не можешь. Если бы ты был на такое способен, то не был бы моим сыном.
Уэйд призадумался; Дженет показалось, что он отнесся к ее идее положительно.
— Ладно, договорились, — ответил Уэйд. — Но зачем нам эти дубликаты?
— Что — отказываться от таких легких денег? Может, я и ваша мать, но я еще в своем уме.
— Хорошо, — сказал Брайан, — меньше хлопот, не придется искать настоящее в багажнике у Пшш.
— Только через мой труп. Это письмо необходимо спасти.
— Но конверт из королевской канцелярии... — начал Брайан.
— Чушь. Они пишут на «холлмарке» или чем-нибудь вроде. Просто Норм не хотел, чтобы вы взяли письмо себе. Размеры помните?
— Да, — ответил Уэйд. — Семь на пять.
— Ты мерил линейкой? — Дженет чувствовала себя главарем мафии.
— Пальцами. От кончика указательного до кончика большого у меня ровно пять дюймов. А от большого до мизинца — семь.
— Заедем в этот универсам.
Следующий торговый центр был рассчитан скорее на туристов, чем на местных жителей. Они припарковались и оставили Теда на полу, как мешок с продуктами. Отдел поздравительных открыток начал работать как раз к их приезду.
— Видели? — спросила Дженет. — Хороший знак — вселенная хочет, чтобы мы сделали дубликат.
Обойдя отдел, они набрали несколько коробок с подходящими по размеру конвертами для свадебных приглашений, дюжину карточек, несколько разных ручек и блокнотов.
— Что дальше? — спросил Брайан.
— Теперь туда.
Они прошли в секцию уцененных книг и быстро нашли несколько книжек о принцессе Диане, в одной из которых была фотография с конвертом на гробе. Они купили ее, перебрались в «Старбакс», взяли кофе и расселись, разложив ручки и фломастеры по столу.
— Итак, мальчики, — сказала Дженет. — Попрактикуемся в чистописании. Первым делом надо правильно оформить конверт. А потом уже вложим карточку.
Они начали раз за разом писать слово «мамочке», стараясь как можно ближе скопировать оригинал.
— Уэйд, — сказал Брайан, — не позвонить ли тебе Бет? Ты ведь попросту бросил ее в гостинице.
Уэйд вспыхнул и посмотрел на Дженет.
— В папином телефоне сел аккумулятор. Давайте сначала покончим с конвертами.
Мамочке Мамочке Мамочке
Мамочке Мамочке
Мамочке
Дженет вспомнила о своей матери, которая умерла от удара, когда отдыхала на озере Гурон в семидесятых. Ее смерть сама по себе никак не опечалила Дженет. Печалило ее главным образом то, что она никогда не знала, что за человек ее мать. Дженет пугала мысль о том, что ее мать и вправду могла быть непознаваема, а следовательно, непознаваемыми могли оказаться и все остальные люди. Большая часть жизни ее матери безраздельно принадлежала мужу. Однажды, когда Дженет уже была замужем за Тедом и у нее появился третий ребенок, она спросила мать, не жалеет ли та о своей девичьей фамилии.
— О девичьей фамилии? Боже мой, нет. Я и думать о ней забыла, как только сказала «Да».
И думать забыла? Подобное вычеркивание какой-то частицы себя было для Дженет непостижимо. Ей это почему-то напоминало о квебекских монахинях, которые позволяли замуровать себя в кирпичную стену во имя извращенной идеи поклонения. Но при всем том мать Дженет — для человека, родившегося с женскими гениталиями в 1902 году, — построила свою жизнь весьма конструктивно, тогда как Дженет, которой было предоставлено несравненно больше вариантов выбора и свобод, пустила все прахом. Прахом? Это как посмотреть. Если бы я правильно вела свою игру, то кем бы я была сейчас — судьей? Носила бы пиджаки с подкладными плечами и возглавляла бы какую-нибудь электронную корпорацию? Владела кондитерской? И это успех? Успех — это поражение; поражение — это успех. Нам подавали так много противоречивых сигналов сразу, что в конце концов мы стали ничем. Но моя дочь — она избежала этого.
