От устного рассказа генерала Берчинела, свидетельствующего о еще большем презрении к гражданскому командованию, волосы тоже встают дыбом. По его словам, капитуляция русских никогда не подвергалась сомнению. Маневры в рамках операции «Хромированный купол» планировались так, чтобы ясно дать русским понять, что в военном противостоянии они США не конкуренты и их страна может быть быстро уничтожена
[250].
На основании документов ExComm, Шелдон Стерн приходит к выводу, что 26 октября президент Кеннеди «склонялся к военному варианту для ликвидации ракет на Кубе», за которым, по планам Вашингтона, должно было последовать военное вторжение
[251]. Было совершенно очевидно, что такого рода действия могли привести к гибельной войне, причем это заключение намного позже подкрепили данные о развертывании тактического ядерного оружия и сведения о том, что силы русских намного превосходили оценки американской разведки.
Под занавес встречи членов ExComm, ближе к 18:00 26 октября, пришло письмо советского руководителя Никиты Хрущева, адресованное непосредственно президенту Кеннеди. «Его посыл представлялся совершенно ясным, – пишет Стерн. – Если США пообещают не вторгаться на Кубу, Советский Союз оттуда свои ракеты уберет»
[252].
На следующий день, в 10 часов утра, президент опять тайком включил магнитофон и прочел вслух только что переданное ему сообщение телеграфного агентства: «Премьер Хрущев в сегодняшнем письме президенту Кеннеди пообещал убрать наступательные вооружения с Кубы, если США уберут свои ракеты из Турции», то есть ракеты «Юпитер» с ядерными боеголовками
[253]. Вскоре эта информация получила официальное подтверждение.
Хотя на членов Комитета информация подействовала как гром среди ясного неба, на самом деле такой ход был предсказуем. «Мы знали, что на неделе может случиться что-то подобное», – проинформировал Кеннеди. Он понимал, что открыто отказаться будет трудно: ракеты «Юпитер» устарели, их и без того планировалось вскоре убрать, заменив усовершенствованными ракетами «Поларис», базировавшимися на подводных лодках. Кеннеди понимал, что, если «от Хрущева поступит это предложение, он окажется в невыносимом положении», потому что, с одной стороны, турецкие ракеты были бесполезными и их все равно планировалось убрать, а с другой – любой член ООН, да и вообще здравомыслящий человек, назвал бы такую сделку «разумной»
[254].
Поддержание неограниченной власти США
В итоге специалисты по планированию столкнулись с серьезной дилеммой. У них на руках было два предложения Хрущева, позволявшие устранить угрозу страшной войны, и каждое из них показалось бы любому «здравомыслящему человеку» честной сделкой. И как на это было реагировать?
Один из вариантов действий заключался в том, чтобы облегченно вздохнуть оттого, что цивилизации даровано выживание, и с радостью ухватиться за оба предложения: объявить, что Соединенные Штаты, придерживаясь международного законодательства, не будут угрожать Кубе вторжением. И убрать из Турции устаревшие ракеты, попутно, в соответствии с планами, выведя ядерную угрозу Советскому Союзу на новый уровень – конечно же как часть глобального окружения России. Но подобное было немыслимо.
Главную причину того, что подобная идея даже не рассматривалась, озвучил советник по национальной безопасности МакДжордж Банди, бывший декан Гарвардского университета и, по общему мнению, самая яркая звезда на небосводе ближайшего окружения Кеннеди. Мир, настаивал он, должен понять, «что текущая угроза исходит не от Турции, а от Кубы», где стоят ракеты, нацеленные на США
[255]. Значительно превосходящий ракетный потенциал США, направленный на куда более слабого и уязвимого советского врага, не может, по всей видимости, считаться угрозой миру, потому как мы —хорошие, что могут подтвердить огромное количество людей в Западном полушарии и за его пределами, включая жертв нынешней террористической войны, которую в то время США вели против Кубы, или же те, кого смела «кампания ненависти» в Арабском мире, так озадачившая Эйзенхауэра, но только не Совет национальной безопасности, так четко ее объяснивший.
В ходе последующего диалога президент подчеркнул, что «окажется в плохом положении», если воспламенит мировой пожар, отказавшись от предложений, которые выжившие (если им еще будет до этого дело) посчитают разумными
[256].
Хорхе Домингес, специалист по Латинской Америке из Гарвардского университета, в своем обзоре обнародованных недавно свидетельств о терроре времен правления Кеннеди отмечает, что «в этих документах, занимающих без малого тысячу страниц, упоминается один-единственный случай, когда высокопоставленный американский чиновник выдвинул робкое возражение против спонсируемого правительством США терроризма, заявив, что «атаки будут носить бессистемный характер и в результате погибнут ни в чем не повинные люди… что может спровоцировать отрицательную редакцию прессы в некоторых дружественных странах»
[257].
Схожие позиции преобладали и в международных дискуссиях во время Кубинского ракетного кризиса [в советской и российской литературе он обычно называется Карибским. – Пер.], а также когда Роберт Кеннеди предупредил, что в результате полномасштабного вторжения на Кубу «погибнет ужасно много людей, что вызовет жуткую волну ярости»
[258]. Превалируют они и сейчас, за очень редкими исключениями, о чем наглядно свидетельствуют документы.
Мы могли бы оказаться «в положении и похуже», если бы мир больше знал о том, что в тот период предпринимали Соединенные Штаты. Лишь недавно стало известно, что полгода спустя США тайно развернули на Окинаве ракеты, почти идентичные тем, что Советский Союз разместил на Кубе
[259]. Они конечно же были нацелены на Китай – на тот момент в этом регионе повысился градус напряженности. Сегодня Окинава остается главной наступательной военной базой США, несмотря на резкие протесты жителей острова.
