Мрачные прогнозы трагедии общего достояния содержат в себе некий вызов. В 2009 году Элинор Остром получила Нобелевскую премию по экономике за работу о преимуществах общественного управления рыбными запасами, пастбищами, лесами, озерами и грунтовыми водами. Однако официальная доктрина обладает силой, особенно если согласиться с ее невысказанной предпосылкой о том, что люди слепо следуют жестокому принципу, который американские рабочие на заре промышленной революции сформулировали так: «Новый дух века – приобретай ценности, забывай обо всем, кроме себя»
[208].
Подобно английским рабочим и крестьянам до них, американские рабочие осуждали этот новый дух, навязываемый им, считая его недостойным и деструктивным покушением на саму природу свободных мужчин и женщин. Причем я отдельно выделю «женщин»: среди тех, кто активнее всего порицал уничтожение прав и достоинства свободных людей, были «фабричные девушки», молодые женщины с крестьянских ферм. Их тоже загнали в режим контролируемого и поднадзорного труда за мизерную зарплату, и этот труд отличался от рабства лишь временным характером. Позиция неприятия считалась настолько естественной, что даже стала слоганом Республиканской партии, стягом, под которым рабочие с севера несли в руках оружие во время Американской гражданской войны
[209].
Контролируя стремление к демократии
Это было 150 лет назад, а в Англии даже больше. С тех пор, чтобы внедрить Новый дух века, предпринимались огромные усилия. Для решения этой задачи были задействованы важнейшие отрасли экономики, а также пропаганда, маркетинг и реклама, которые вносят ощутимый вклад в ВВП. Их цель, по выражению великого специалиста в области политической экономики Торстейна Веблена, сводится к тому, чтобы «порождать желания»
[210]. По словам самых успешных бизнесменов, в первую очередь они руководствуются задачей двигать людей в сторону «поверхностных аспектов жизни», таких как «модное потребление». Заодно людей можно отделить друг от друга, заставить стремиться единственно к личной выгоде, отвлекать и отбивать опасное желание мыслить критически, чтобы бросать вызов власти.
Процесс формирования мнений, позиций и воззрений один из основателей современной рекламной индустрии Эдвард Бернейс назвал «инжинирингом согласия». Он был прогрессивным деятелем эпохи Вильсона – Рузвельта— Кеннеди, как и его современник, журналист Уолтер Липпманн, самый яркий интеллектуал Америки XXI века, восхвалявший «выковывание согласия» в качестве «нового искусства» в практике демократии. И тот и другой признавали, что общественность, контролируемая и маргинальная, должна «знать свое место» – в ее собственных конечно же интересах. Люди ведь слишком «несведущи и глупы», чтобы позволять им самостоятельно вести дела. Эту задачу должно решать «разумное меньшинство», которое необходимо защищать от «топота и рева мечущегося стада», от «безграмотных, назойливых непрофессионалов», от «толпы мошенников», как говорили жившие в XVII веке предшественники современных интеллектуалов.
Роль основной массы населения в обществе, которое принято считать демократическим, сводилась (и сводится) к тому, чтобы выступать в качестве «зрителей», а не «участников действий»
[211]. Причем «зрители» не должны видеть слишком много. Президент Обама ввел новые стандарты следования этому далеко не новому принципу. По сути, он наказал гораздо больше «информаторов», из-за которых периодически происходили утечки сведений, чем все остальные президенты вместе взятые, – настоящее достижение для администрации, пришедшей к власти под лозунгами прозрачности.
К темам, которые никак не должны касаться «мечущегося стада», относится внешняя политика. Каждый, кто изучал рассекреченные документы, знает, что их секретность в огромной степени преследовала цель защитить должностных лиц от внимания общественности. «Чернь» не должна слышать советов, которые суды дают крупным корпорациям. Корпорации и отдельные лица должны демонстрировать усилия, направленные на благие дела, чтобы «взбудораженные массы» и далее ничего не знали об огромных прибылях, которые обеспечивает корпорациям и отдельным лицам государство-нянька
[212].
В более общем смысле, американский народ не должен знать, что «чрезвычайно регрессивная государственная политика увеличивает и усиливает общественное неравенство», хотя выстраивается все так, чтобы «люди думали, будто правительство помогает тем, кто незаслуженно обеднел», позволяя политикам эксплуатировать антиправительственную риторику; «государство при этом продолжает оказывать поддержку самым богатым», – эту цитату я взял не из какого-нибудь радикального листка, а из Foreign Affairs, главного издания нашего истеблишмента
[213].
Со временем, по мере того как общество становится свободнее, а государство все меньше прибегает к насилию, запрос на хитроумные методы контроля мнений и позиций только растет. И то, что огромная индустрия политической рекламы была создана в таких сверхсвободных странах, как Великобритания и США, вполне естественно. Первым современным пропагандистским агентством было Министерство информации Великобритании в годы Первой мировой войны. Его американский аналог, Комитет по общественной информации, Вудро Вильсон образовал для того, чтобы население, выступающее с пацифистских позиций, прониклось ярой ненавистью ко всему немецкому, добившись в этом деле огромных успехов. Американская коммерческая реклама производила на всех глубочайшее впечатление; ею восхищался Йозеф Геббельс, приспосабливая к целям нацистской пропаганды, и тоже не без успеха
[214]. То же самое пытались сделать и большевистские лидеры, но их неуклюжие усилия особого эффекта не возымели.
