— Что это?
— Откройте и посмотрите.
Она берет у него картонную коробочку и открывает ее. В ней клочки разорванной газеты. Ее пальцы нащупывают что-то твердое и шелковистое. Она кончиками пальцев достает из коробки загадочный предмет. Это кроличья лапка на золотой цепочке. Либби вздрагивает. Цепочка выскальзывает из ее руки и падает на деревянный пол. Она наклоняется, чтобы поднять ее.
Ее пальцы касаются кроличьей лапки, ощущают холодную безжизненность гладкого меха и остроту коготков. Она пропускает цепочку сквозь пальцы другой руки. Ее голова, которую еще неделю назад занимали мысли о новых сандалиях, девичнике, секущихся кончиках волос, комнатных растениях, нуждающихся в регулярном поливе, теперь занята людьми, спавшими на полу на матрасах, мертвыми кроликами и большим пугающим домом, совершенно пустым, за исключением стоящей в нем детской кроватки-качалки из универмага «Хэрродс» со странно зловещими светло-голубыми розами по бокам. Она кладет лапку обратно в коробку и неловко держит ее. Затем медленно опускает руку на матрас у основания кроватки в надежде почувствовать эхо собственного детского спящего тельца и призрак человека, который последний раз положил ее туда и спрятал в одеялах кроличью лапку. Увы, ничего такого там нет. Просто пустая кровать и запах плесени.
— Как меня звали? — говорит она. — Кто-нибудь это знал?
— Да, — говорит мистер Ройл. — Ваше имя было указано в записке, которую оставили ваши родители. Ваше имя Серенити.
— Серенити?
— Да, — говорит он. — Красивое имя. Мне так кажется. Правда, немного… богемное, верно?
Внезапно ее охватывает приступ клаустрофобии. Она готова броситься вон из комнаты, но подобный драматизм не в ее стиле.
Вместо этого Либби говорит:
— Может, осмотрим сад, если вы не против? Я бы не отказалась подышать свежим воздухом.
5
Люси выключает телефон. Нужно сохранить зарядку на тот случай, если Самия попытается связаться с ней. Она поворачивается к Марко. Тот с любопытством смотрит на нее.
— В чем дело? — спрашивает она.
— Что это было за сообщение? На твоем телефоне?
— Какое сообщение?
— Я видел его. Только что. В нем сказано, что ребенку двадцать пять лет. Что это значит?
— Это ничего не значит.
— Не верю. Это должно что-то значить.
— Нет. Это ничего не значит. Это просто ребенок подруги. Просто напоминание о том, что ему исполнилось двадцать пять лет. Я должна отправить ей открытку.
— Что за подруга?
— Подруга в Англии.
— Но у тебя нет подруг в Англии.
— Конечно, у меня есть подруги в Англии. Я там выросла.
— И как ее зовут?
— Кого?
Марко раздраженно стонет.
— Твою подругу, кого же еще. Как ее имя?
— Это так важно? — резко отвечает она.
— Это важно, потому что ты моя мать, и я хочу кое-что знать о тебе. По большому счету я ничего о тебе не знаю.
— Не смеши. Ты знаешь обо мне почти все.
Он удивленно смотрит на нее широко раскрытыми глазами.
— Неужели? Я знаю лишь то, что твои родители умерли, когда ты была маленькой. Я знаю, что ты выросла в Лондоне у своей тети и что она привезла тебя во Францию, научила играть на скрипке и умерла, когда тебе было восемнадцать лет. Так что я знаю твою историю. Но я не знаю подробностей. Например, где ты ходила в школу или кем были твои друзья, что ты делала на выходных, случались ли с тобой забавные вещи или у тебя все было нормально.
— Все это непросто, — уклончиво отвечает она.
— Понимаю, — говорит Марко. — Но мне уже двенадцать лет, и ты не можешь относиться ко мне как к несмышленышу. Ты должна мне все честно рассказывать.
Люси смотрит на сына. Он прав. Ему двенадцать лет, и ему больше не интересны сказки. Он знает, что жизнь не сводится к пяти главным событиям, знает, что в ней случаются самые разные вещи.
Она вздыхает.
— Не могу, — говорит она. — Пока еще не могу.
— А когда сможешь?
— Скоро, — отвечает она. — Если мы когда-нибудь доберемся до Лондона, я все тебе расскажу.
— А мы доберемся?
Она вздыхает и убирает со лба волосы.
— Пока не знаю. Пока что у меня нет денег. У тебя и Стеллы нет паспортов. Плюс собака. Это все так…
— Отец, — говорит Марко, отсекая ее. — Позвони ему.
— Только не это!
— Мы можем встретиться где-нибудь в кафе. Тогда он будет вести себя смирно.
— Марко. Мы даже не знаем, где твой отец.
Возникает странное молчание. Она чувствует, как ее сын нервно ерзает, снова зарываясь лицом в шерсть собаки.
— Я знаю, где он.
Она снова резко поворачивается и в упор смотрит на него. Марко зажмуривается, затем снова открывает глаза.
— Он забирал меня из школы.
— Когда?
Марко пожимает плечами.
— Пару раз. В конце учебного года.
— И ты не сказал мне?
— Он велел мне не говорить тебе.
— Черт побери, Марко! — Она лупит кулаками по земле. — Что произошло? Куда он тебя отвозил?
— Никуда. Просто гулял со мной.
— А еще?
— Что еще?
— Что он сказал? Чем он сейчас занимается?
— Ничего такого. Просто он в отпуске. Со своей женой.
— И где он сейчас?
— Все еще здесь. Он здесь на все лето. В доме.
— В доме?
— Да.
— Боже, Марко! Почему ты не сказал мне раньше?
— Потому что я знал, что ты распсихуешься.
— Я не распсихуюсь. Посмотри на меня. Я совершенно спокойна. Я всего лишь сижу здесь на жесткой, мокрой земле под эстакадой, и нам негде спать, а в это время твой отец всего в миле отсюда и купается в роскоши. С какой стати мне психовать?
— Извини, — сердито произносит он. — Ты сама говорила, что больше не желаешь его видеть.
— Это было, когда я не спала под эстакадой.
— Значит, ты хочешь увидеть его снова?
— Я не хочу его видеть. Но я должна что-то придумать. И он единственный вариант. По крайней мере, он может дать денег, чтобы я могла вернуть свою скрипку.
— О да, потому что тогда мы разбогатеем, верно?
Люси невольно сжимает кулаки. Ее сын имеет привычку облекать неприятные вещи в слова, а затем хлестать ее ими по лицу.
