— О, это моя вина, — ответил он, прикладывая руку к сердцу. — Целиком и полностью. Я расставил приоритеты так, что многие вещи оказались главнее семьи. Мои друзья, мои увлечения. Но главным образом — моя работа. И самым главным, — он умолкает с кривой улыбкой, — статья в «Гардиан». — Он пожимает плечами. — Впрочем, я извлек для себя урок. Я никогда больше не поставлю работу выше личной жизни.
— А вы? — спросил он. — Где-нибудь в кадре есть мистер Либби?
— Нет, — ответила она. — Нет. Это незавершенный проект.
— Понятно, но вы еще молоды. У вас еще все впереди.
— Это да, — согласилась она, в кои-то веки забыв о своем обычном ощущении нехватки времени для достижения всех ее сомнительных целей.
Надев вчерашнюю одежду, Либби в две минуты десятого выходит в вестибюль, где ее уже ждет Миллер. Он, похоже, не переодевался и даже не принял душ. Он весь какой-то лохматый и помятый, как будто двое суток не ложился в собственную постель. Но в этой лохматости и помятости есть и своя прелесть. Либби сопротивляется искушению пригладить его шевелюру и поправить вырез футболки.
Разумеется, он уже поглотил вкусный завтрак, каким славится «Премьер Инн», и когда она появляется, допивает кофе. Увидев ее, он улыбается, ставит чашку, и они вместе выходят из отеля.
* * *
Кабинет Салли расположен на главной улице Пенрита в небольшом каменном здании. На первом этаже оборудован спа-центр под названием «Пляж». Кабинет Салли на втором этаже, и туда ведет лестница. Миллер звонит в звонок, ему открывает молоденькая девушка.
— Да?
— Здравствуйте, — говорит Миллер. — Мы ищем Салли Радлетт.
— Боюсь, она сейчас занята с клиентом. Чем я могу помочь?
Девушка светлокожая, натуральная блондинка, у нее те же правильные черты лица, что и у Салли. На мгновение Либби думает, что это должна быть ее дочь. Но этого не может быть. Салли никак не меньше шестидесяти, возможно, даже больше.
— Нет, нам действительно нужно поговорить с Салли, — говорит Миллер.
— У вас назначена встреча?
— Нет, — говорит он, — к сожалению, нет. Это нечто срочное.
Девушка слегка щурится, затем переводит взгляд на кожаный диван.
— Может, вы все же присядете, пока ее ждете? Она скоро освободится.
— Большое спасибо, — говорит Миллер, и они с Либби садятся рядом.
Комната крошечная; хотя девушка сейчас сидит за столом, им слышно ее дыхание. Неловко молчание нарушает телефонный звонок. Либби поворачивается к Миллеру и шепчет:
— А если это не она?
— Значит, не она, — отвечает он, пожимая плечами.
Либби долю секунды в упор смотрит на него. Она понимает: Миллер видит жизнь совсем не такой, какой ее видит она. Он готов ошибаться; ему не всегда нужно знать, что будет дальше. Жить так, как живет Миллер, — в этом что-то есть, размышляет она.
Появляется высокая женщина — в сером платье с короткими рукавами и золотистых сандалиях. Она прощается с мужчиной средних лет, а затем, заметив их, недоуменно на них смотрит.
— Лола? — обращается она к девушке за столом.
В свою очередь девушка смотрит на Миллера и Либби.
— Они попросили о срочной встрече, — отвечает она.
Женщина поворачивается к ним и неуверенно улыбается.
— Здравствуйте.
Видно, что ей не нравится, когда кто-то приходит просить о срочной помощи. Но Миллер невозмутим и встает.
— Салли, — говорит он. — Меня зовут Миллер Роу. Это моя знакомая Либби Джонс. Вы не могли бы уделить нам минуток десять?
Салли снова смотрит на девушку по имени Лола. Та подтверждает, что следующая встреча Салли состоится только в одиннадцать тридцать. И тогда Салли приглашает их в свой кабинет и закрывает за ними дверь.
Кабинет Салли уютный, в скандинавском стиле: светлый диван с брошенным поверх него вязаным покрывалом, бледно-серые стены, белый стол и стулья. На стенах — десятки черно-белых фотографий в рамках.
— Итак, — говорит она. — Чем могу быть вам полезна?
Миллер смотрит на Либби. Он хочет, чтобы она начала первой. Она поворачивается к Салли и говорит:
— Я только что унаследовала дом. Большой дом.
В Челси.
— Челси? — рассеянно переспрашивает Салли.
— Да. На Чейн-Уолк.
— Ммм.
Она кивает, только один раз.
— Дом номер шестнадцать.
— Да, да, — говорит она с ноткой нетерпения в голосе. — Я не… — начинает она, но тотчас умолкает и слегка щурится. — О! — говорит она. — Вы тот самый ребенок!
Либби кивает.
— Вы Салли Томсен? — в свою очередь спрашивает она.
Салли не торопится с ответом.
— Нет, — говорит она, помолчав, — технически нет. Несколько лет назад, когда начала эту практику, я вернула себе девичью фамилию. Не хотела, чтобы кто-то… Я несколько лет провела не в самом лучшем месте и хотела начать все сначала. Но да. Я была Салли Томсен. А теперь послушайте, — говорит она, и ее тон внезапно становится холодным и резким. — Я не желаю ни с чем связываться. Моя дочь взяла с меня обещание никогда и ни с кем не обсуждать что бы то ни было о том доме в Челси. Никогда о нем не говорить. После того, что там произошло, она много лет страдала от нервного расстройства и все еще не до конца здорова. Я просто не имею права что-либо говорить. И хотя я рада видеть вас здесь, живыми и здоровыми, боюсь, я буду вынуждена попросить вас обоих уйти.
— Можем ли мы поговорить с вашей дочерью? Как вы думаете?
Салли пристально смотрит на Миллера, задавшего этот вопрос.
— Абсолютно нет, — говорит она. — Это исключено.
50
Моя мать так и не оправилась от потери ребенка. Она медленно отдалилась от нас. Она также отдалилась от Дэвида. Она начала проводить больше времени с моим отцом, они вдвоем подолгу молча сидели рядом.
Разумеется, я считал себя полностью ответственным за несчастье моей матери. Я попытался исправить ситуацию, давая ей отвары из книг Джастина, где утверждалось, что те способны излечить человека от меланхолии. Увы, было практически невозможно заставить ее что-нибудь съесть или выпить, поэтому все мои усилия были тщетны.
Дэвид, похоже, бросил ее. Я был удивлен. Мне казалось, что он захочет принять участие в ее физическом и душевном выздоровлении. Но он держался отстраненно, я бы даже сказал, холодно.
Однажды, вскоре после того, как моя мать потеряла ребенка, я спросил у него:
— Почему вы больше не разговариваете с моей матерью?
Он посмотрел на меня и вздохнул.
