Ты слушаешь? – говорит он.
Мы разговариваем по телефону, – говорит Шарлотта. – Исходя из этого, как по-твоему, слушаю я тебя или нет?
Вообще-то не факт, – говорит Арт. – Хотя с тех пор, как ты пользуешься своим идиотским джеймсбондовским телефоном, по которому только это и можно делать, я так думаю, наверное, все-таки слушаешь.
Арт бесится, потому что Шарлотта вернулась к «Sony С902» 2008 года выпуска – к телефону со специальным набором предустановленных фишек по мотивам фильма десятилетней давности «Квант милосердия», каких-то превьюшек, заставок, рингтонов, которые она никогда не слушала. Шарлотта купила его перед Рождеством, чтобы интернет не присвоил ее себе и не выполнил миссию по превращению в ее новую фантомную конечность или мозг.
На этом телефоне можно получить доступ к Сети.
Но Шарлотта сказала Арту, что нельзя, что модель слишком устаревшая.
«Шарлотта безынтернетная», – сказал Арт, когда она об этом сообщила.
Будь у тебя смартфон, – говорит он сейчас, – мы могли бы друг друга увидеть. Я мог бы увидеть, где ты. Ты где?
Сижу на лестнице, – говорит она.
Вранье.
Если б у тебя был смартфон, я мог бы увидеть, на какой лестнице ты сейчас сидишь, – говорит он.
А зачем тебе это? – говорит она.
(Он стоил дороже, чем мой телефон, – сказал Арт, когда прибыла коробка с eBay, Шарлотта распаковала его, настроила и впервые позвонила по нему Арту.
Она сидела в спальне и выглядывала во двор. Арт был в той части двора, которую они превратили в садовый участок. Они помахали друг другу во время разговора.
Не верится, что ты столько заплатила за телефон, который ничего не умеет, – сказал Арт.
Отрицательная способность, – сказала она. – Не хочу, чтобы все эти сброшенные кожи старых личностей преследовали меня повсюду, оставляя следы на всем чистеньком свежевыпавшем снегу моей жизни.
Очередное доказательство, какая ты холодная, – сказала Арт.
Кажется, ты имел в виду «модная», – сказала Шарлотта.
Нет, я точно имел в виду «холодная», – сказал Арт.
Затем он сказал, что для сетевого художника, писателя и издателя это был диспептический поступок.
Диспептический? – сказала она.
Своевольный, – сказал он.
Свое?.. – сказала она.
Гневливый, – сказал он. – Желчный.
Ты ищешь прилагательные на телефоне, пока мы с тобой разговариваем? – сказала она.
Возможно, – сказал он.
Видишь? – сказала она. – Вот почему.)
Не важно, – говорит он. – Я звоню, потому что, слушая, общаясь и оставаясь друг с другом на связи, мы уж наверняка переживем это время.
Хотя это время закончится для каждого из нас еще очень не скоро, – говорит она. – У меня такое чувство, что это время останется с нами, так или иначе.
Она садится на свою кровать, смотрит на слабый отсвет на стуле, придвинутом к двери ее комнаты.
Нет, – говорит Арт. – Времена проходят. Это нормально. Но мы должны проживать свое время как можно более обдуманно.
Пфф, – говорит она.
Поэтому у меня и возникла идея об организации нашего дня, и захотелось с тобой об этом поговорить, – говорит он.
Нашего дня, – говорит Шарлотта.
Ну, твоего дня, – говорит Арт. – И моего. И да, в известном смысле, всеобщего.
Если это заключается в том, – говорит Шарлотта, – что ты будешь указывать, чем я должна заниматься, хотя сам находишься за четыреста миль и официально считаешься чьим-то любовником…
Партнером, – говорит Арт.
Наставлять меня, – говорит Шарлотта, – как мне организовать свой день, с регулярными приемами пищи и подъемом в восемь утра, с соблюдением режима дня, с гимнастикой и так далее. Ну, все это я и так знаю вдоль и поперек. Я ведь такая же самозанятая, как и ты. Наша повседневная жизнь похожа на самоизоляцию. Разве нет?
Она надеется, что тон вполне беспечный.
Но я имею в виду не только тебя и меня. Я имею в виду нас всех, – говорит Арт. – Понимаешь? Все человечество.
Ты хочешь поговорить со всем человечеством об организации его дня? – говорит она. – Смело.
Мы теперь все в одной лодке, – говорит он.
Ну да, хотя огромная куча народу, понимаешь ли, по-прежнему ютится в трюме, – говорит она.
Ну и, – говорит он, – один из способов пережить это – просто каждый день здороваться друг с другом. Что мы сейчас и делаем, я имею в виду, лично, интимно, по телефону.
Звонить друг другу? – говорит она. – В этом твое озарение?
Специально звонить друг другу каждый божий день, – говорит он, – всего по паре минут, без напряга. А еще, врубись, это станет эстетическим упражнением. Мы специально, умышленно будем рассказывать друг другу о том, что случайно увидели или испытали в этот день.
Специально? – говорит Шарлотта.
Да, – говорит Арт.
А как еще мы могли бы рассказать друг другу? – говорит она. – Ничего не говоря?
Э-э… – говорит Арт.
И если уж ты об этом заговорил, – говорит Шарлотта, – Элизавет знает о том, что ты звонишь сейчас мне и просишь лично, интимно общаться с тобой каждый день?
Я не это… – говорит Арт.
Как там, кстати, Элизавет? – говорит Шарлотта.
Нормально. Я не это имею в виду, и ты это знаешь, – говорит Арт.
А как старик? – говорит она.
Нормально, – говорит Арт. – Слава богу. Слава богу, он здесь, потому что в доме престарелых, где он был в это время в прошлом году, многие тяжело заболели. Там никого не тестировали. Его сиделка нам сказала. Его сиделка приходит каждый день, она уйму народу обслуживает за день, не только его одного.
У нее есть маски и перчатки? – говорит Шарлотта. – Кажется, ни у кого нет.
Она купила себе маски на «Амазоне», – говорит Арт. – Ей приходится тайком надевать их перед входной дверью, потому что у нее на работе сиделкам запрещают чем-либо пользоваться, ведь никому официально ничего не выдали, а их непосредственному начальству наказали предотвращать обвинения в неравенстве и не докладывать о дефиците.
Боже, – говорит Шарлотта. – Боже правый.
Знаю, – говорит Арт. – Почему-то правительство хочет, чтобы все они были равны перед опасностью. Плюс люди, которых они навещают и за которыми ухаживают.
Как родня Элизавет? – говорит Шарлотта.
Нормально, – говорит Арт, – мать Элизавет нормально. И ее партнерша нормально. Но теперь в доме для нас всех стало тесновато. Поэтому мы с Элизавет превратили гостиную в спальню. Лучше мне слишком долго не висеть на телефоне. Так вот. Я уже сказал. Мы могли бы, в смысле, ты и я, Арт и Шарлотта, делать так каждый день, чисто символически, приоткрывать дверцу в день другого.
