Ну и она пишет роман под названием «Il Cielo Cade» – «Небо падает». Это книга про убийство ее семьи, о религиозных и политических раздорах, разделяющих людей и управляющих ими, и все события показаны глазами очень маленького ребенка.
После этого Маццетти пишет еще один роман, «Con Rabbia», что дословно переводится «С яростью» или «Сердито». Это продолжение книги «Небо падает», и повествование ведется с позиции революционно настроенной девушки, взбешенной тем равнодушием, которое она встречает после войны повсюду, несмотря на то что произошло со столькими людьми. «Я больше не могла жить в спокойствии и скуке. Моя рука коснулась крови и трагедии, и я знаю, что, пока скука усыпляла, реальность подготавливала апокалипсис».
Всю свою жизнь Маццетти будет писать картины, выставляться и печататься во многих формах, а в перерывах снимать новые короткометражки: как и все ее творчество, эти фильмы повествуют о разрыве, который случается при столкновении невинности и опыта, и о том, как сохранить эту невинность даже в самой глубине размозженной взрослой психики. Маццетти построит кукольный театр на Кампо-деи-Фиори в центре Рима и много лет будет ставить для бесчисленных зрителей свою версию «Панча и Джуди».
Ее последний большой проект, «Album di Famiglia», или «Семейный альбом» – серия картин с портретами ее родственников еще до момента их убийства и c образами тосканской природы великолепным, солнечным летом, с нацистами под деревьями и фашистами, обучающими школьников, – будет напоминать таких художников, как Анри Матисс и Шарлотта Саломон
[56], своим стилем, общим пониманием того, как ложится свет, куда бы он ни ложился, и своими чистыми цветами.
Кончается ли жизнь смертью?
Какое определение дать жизни?
Как мы приходим к пониманию того, что такое время? Что мы будем с ним делать, что оно сделает с нами?
«Линия жизни у всех где-нибудь да обрывается».
Многое из того, что я вам здесь рассказала, можно найти в романах Лоренцы Маццетти и ее мемуарах, «Diario Londinese», опубликованных по-английски под названием «Лондонские дневники».
Английское слово summer («лето») происходит от древнеанглийского sumor, от протоиндоевропейского корня sam, означающего как «один», так и «вместе».
Не могу вспомнить, откуда взята следующая цитата, которую вы сейчас прочтете. Она никак не связана с Маццетти, хотя и тесно связана с нею и со всеми нами. Но я переписала ее в блокнот много лет назад и теперь не могу найти источник.
«Творчество относится к культуре не потому, что это ее производное, а потому что оно стремится исцелить культуру. Искусство, насыщенное подсознанием, действует на индивида, подобно компенсирующему сновидению: оно пытается восстановить равновесие и обращается к глубоко укорененным проблемам».
Маццетти рассказывает, как вскоре после летней расправы над ее родственниками передовой отряд союзных войск приходит к дому в Италии, где они были убиты. Английские и шотландские солдаты находят парочку контуженных детей, сидящих возле недавно засыпанных могил.
Первым делом солдаты учат этих детей петь английские песенки.
Первая песня, которой они их учат?
«Ты мое солнышко»
[57].
Встретимся здесь же ровно через два часа, – сказала Грейс. – Я схожу погуляю.
Это было субботним утром. Они еще не уехали из Саффолка. Стояли на тротуаре у кафе под холодным солнцем.
Погуляешь? – сказала дочь.
Да, – сказала Грейс.
Сама? – сказала дочь.
Сама, – сказала Грейс.
Ты же не ходишь гулять, – сказала дочь. – Я не помню, чтобы ты когда-нибудь ходила гулять.
Ты не специалист по моей части, – сказала Грейс.
А нам нельзя пойти? – сказала дочь.
Нет, – сказала Грейс.
Почему? – сказала дочь.
Вам будет скучно, – сказала Грейс.
Мне нет, – сказал дочь. – Может, ему.
Тогда дай мне налички, – сказал сын.
Зачем? – сказала Грейс.
Им не понравится, если мы просидим два часа и не купим ничего поесть или попить, – сказал сын.
Ты же только что съел огроменный завтрак, – сказала Грейс.
Ну да, но мы не можем столько времени торчать в кафе и ни за что не платить, – сказал сын.
Вы не обязаны все время ждать здесь, – сказала Грейс. – Можете пойти и заняться чем-нибудь – чем угодно. Сходите на разведку. Сегодня чудесный день.
Мороз, – сказала дочь.
Спуститесь на пляж, – сказала Грейс. – Там есть паттинг-грин. Сходите на паттинг-грин.
Вряд ли он открыт, – сказал сын. – Сейчас ведь февраль.
Почему ты не хочешь, чтобы мы пошли с тобой? – сказала дочь.
Вообще-то дочь не хотела идти вместе с ней. Дочь вообще-то просто навязывалась, почуяв, что Грейс почему-то хотела побыть немного одна.
Веришь – нет, но я хочу побыть немного одна, – сказала Грейс. – По личным причинам.
Куда ты собралась? – сказала дочь.
Глянуть на старую церковь, – сказала Грейс.
Это неправда, – сказала дочь.
Может, сходите вдвоем к игровым автоматам? – сказала Грейс. – Там должно быть открыто. Сходите на пристань.
Я не пойду к автоматам, – сказала дочь.
Если придется коротать время у автоматов, нам понадобятся деньги, – сказал сын.
Грейс достала кошелек и дала ему двадцатифунтовую купюру.
Этого не хватит, – сказал сын. – Это же всего десять выстрелов на «Терминаторе».
Вполне хватит, и в любом случае ты должен отдать половину Саше, – сказала Грейс.
Десять выстрелов – это уже за вычетом Саши, – сказал сын.
Мы можем разменять их здесь на кассе, – сказала дочь. – Я разменяю.
Нет, я разменяю, – сказал сын. – У автоматов.
Я не пойду к автоматам, – сказала дочь. – Сейчас же дай их мне, и я попрошу мужчину на кассе их разменять.
Нет, – сказал сын.
Ладно, – сказала Грейс, – мне все равно. Идите и займитесь чем хотите, меня не волнует, чем вы займетесь, если только оба встретитесь со мной здесь у кафе, а не где-нибудь еще, в двенадцать часов: я заказала такси, в полтретьего из Ипсуича идет лондонский поезд.
