— Думаешь не думал об таком? — возразил я. — Только как осуществить? Принять сразу нескольких детей в офисе не получится — мало места. Найти большее помещение не просто, мне и с этим повезло. В идеале хорошо снять крыло в гостинице, где заселять в номера родителей с детьми. Только не сдадут, узнавал. Гостиниц мало, и они переполнены. Директора на контакт не идут.
Это так. СССР пока жив, и в столицу Белоруссии едут туристы и командированные. Через пару лет поток иссякнет, и тогда хоть всю гостиницу снимай. Но сейчас директора послушно выполняют воли партии, а та не разрешает отдавать дефицитные номера какому-то кооператору.
— Забываешь о клиниках, — возразила Вика. — Коек там хватает и выделить несколько палат или целое крыло под целителя вполне возможно.
— Ну, и кем я там буду?
— Тем же, кем сейчас, — пожала она плечами. — Председателем кооператива «Биоэнергетика», оказывающим нетрадиционные медицинские услуги. Это, к слову, модно. Заключаешь с клиникой договор, она предоставит койки и уход, а ты станешь лечить и получать деньги.
— Клиника потребует делиться, а я не миллионер.
— Ты в какой стране живешь, Миша? — улыбнулась Вика. — В СССР лечение бесплатное. Никто не выставит тебе счет. Если по своей воле решишь доплатить занятому в отделении персоналу, возражать не станут. Только это небольшие деньги. Тридцать рублей в месяц для санитарки — уже в радость. Врачу хватит сотни, медсестре — пятидесяти рублей. Да тебя облизывать станут. У нас ведь зарплаты небольшие, — она вздохнула. — На доплату ты заработаешь за день. Зато никаких хлопот: приехал, поработал с больными и отправился домой.
— А в чем интерес руководства клиники?
— Ты, что, не понимаешь? — удивилась она.
— Нет, — покрутил я головой.
— Слава, милый. Врачи любят ее не меньше артистов. Только у нас свои елочки в лесу. Открыть новый метод лечения или хотя бы способ означает войти в учебники медицины. Будут говорить: «сделать по Мурашко» или, скажем, «по Комарик», — улыбнулась она. — Только постоять возле тебя, а затем описать это в статье и опубликовать в медицинском журнале, означает получить всесоюзную известность, если не мировую. Ведь нигде, насколько знаю, не лечат ДЦП. А теперь представь: ты главный врач минской клиники — рядовой, каких в СССР тысячи. И вот вдруг у тебя — и более нигде, стали исцелять пациентов с неизлечимой болезнью, причем, с гарантированным результатом. Это мировая слава, Миша, со всеми ее приятными последствиями. Увеличенное финансирование, признание в медицинском мире, защита докторской диссертации, звание профессора, уважение коллег, прибавка к зарплате и, возможно, государственная премия. Кто ж от этого откажется? Понял, наконец?
— Что ж, жених согласен, родственники тоже, осталось убедить главного врача, — пошутил я, и вздохнул.
— Это я беру на себя.
— Ты серьезно? — изумился я.
— Семен Яковлевич — умный человек, своей выгоды не упустит. Не сомневайся.
— Еврей?
— По паспорту — украинец, фамилия Терещенко, но в девичестве Коган, — хихикнула Вика. — Все об этом знают, но молчат.
— С евреем может получиться, — согласился я. — Только диссертацию ему — хрен! Писать будешь ты.
— Как скажешь, дорогой! — засмеялась Вика. — Я не против.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты умница? — поинтересовался я.
— Неоднократно! — фыркнула она.
— Они были не правы. Ты не умница… — я сделал паузу и добавил, уловив вспыхнувшую в ее глазах обиду: — Ты гений! Единственный и неповторимый. Самая красивая и умная женщина на Земле!
— Скажешь! — зарделась она.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. И до этого подозревал, но теперь воочию убедился. В долгу не останусь — тебя ждет сюрприз.
— Какой? — заинтересовалась она.
— Не скажу. Но сюрприз приятный.
— Противный! — Вика сделала вид, что обиделась, но потом, не удержавшись, рассмеялась.
Мы вышли из кафе. На улице она взяла меня под руку, и мы шли к офису, как семейная пара.
— Твоя Маша смотрит на меня волком, — пожаловалась она дорогой. — Чем ей не угодила?
— Тем, что якобы заняла ее место. Да, — кивнул в ответ на ее удивленный взгляд. — Маша влюблена в меня. А чего ты хочешь: шестнадцать лет просидела в квартире, сверстников, считай, не видела. А тут дядя Миша, добрый и внимательный. Меня еще угораздило шутить, называя ее невестой. Думал поддержать девушку, повысить ей самооценку. Она это понимала — до тех пор как исцелил. Начала ходить — появилась надежда. Теперь не знаю, что делать.
— Я с ней поговорю, — предложила Вика.
— В волосы друг другу не вцепитесь?
— Не бойся! — улыбнулась она. — И вообще… Кто-то называл меня гением. Отказываешься от своих слов?
— Нет! — поспешил я.
— То-то! — улыбнулась она.
Маша встретила нас хмурым взглядом. Нисколько не смутившись, Вика принесла из комнаты стул и уселась напротив секретарши.
— Нам нужно поговорить, Маша, — сказала, улыбнувшись. — Ты, наверное, думаешь: что здесь делает эта тетка? Объясню: мы с Михаилом решили пожениться. Как только разведется с нынешней женой.
— А я?
Лицо Маши перекосилось, и она заплакала.
— Что ты, девочка?
Вика отерла с ее щек слезы.
— Он меня замуж звал, — всхлипывая, заговорила Маша. — Говорил, что я его невеста. А сам…
— Что ты хочешь от мужчины? — вздохнула Вика. — Они глупые, и шутки у них дурацкие. Ты сама подумай: какой из него муж? Сколько ему лет, знаешь?
— Тридцать пять, — продолжая всхлипывать, ответила Маша.
— А тебе семнадцать. В дочки годишься. А теперь представь: через десять лет ему стукнет сорок пять. Полысеет, брюхо отрастит — мужики все такие. Тебе понравится?
— А вам? — с подозрением спросила Маша.
— Мне некуда деваться, двадцать семь лет.
— Старуха! — фыркнула Маша.
— Вот-вот, — подтвердила Вика. — Потому и согласилась.
— Вы красивая, — вздохнула Маша.
— Это ненадолго, девочка. Через десять лет эти щеки обвиснут, — Вика коснулась своего лица. — На лбу появятся морщины, талия заплывет, и станем с ним два сапога пара, — она обличительно ткнула в меня пальцем. — А вот ты и сейчас хороша, а через два-три года превратишься в настоящую красавицу. Все мальчики будут твои. Кем хочешь стать?
— Артисткой.
— Тогда вся страна ляжет у твоих ног. Мужчины станут засыпать тебя письмами, а ты не станешь их читать. Вот еще! Зачем, когда в поклонниках артисты, самые красивые и талантливые?
— Вы считаете, так будет?
Лицо Маши выражало недоверие и восторг одновременно.
