Так что вопрос не в том, каков курс золота к советскому рублю.
Вопрос в другом – с кем в одиночной камере торговать?
У меня уже появились мысли на этот счет после осмотра головной части кельи. Но сначала надо эти мысли подтвердить, прежде чем всерьез в них поверить.
Продолжу осмотр тайника…
Перед тем как поставить тяжелую банку обратно в тайник, встряхнул ее. Сверкнули золотые искры. Звякнул и сместился тяжелый металл. Из-под пары монет выскочили золотые комочки характерной формы. Зубы. В банке хранились золотые зубы. Я увидел три. Наверно их больше.
М-да… золото — это золото. Прагматик во мне был спокоен как айсберг. Возникшая легкая брезгливость мгновенно исчезла. А вон выглядывает золотая вилочка – десертная. Я поставил банку обратно в тайник.
Две книги. Взяв толстую, открыл обложку. Перелистал. Хмыкнул. Язык непонятен. Буквы вроде наши, но складываются в невероятную тарабарщину. Зато есть картинки. Принцесса возлагает меч на плечо коленопреклонного рыцаря. Священник читает проповедь пастве. Лесной пейзаж. Речная излучина и одинокая лодка.
Я закрыл книгу и взял другую.
Советское издание 1980 года. Роман «Мертвые души». Гоголь. Мягкая обложка. Серия «Классики и Современники». Очень хорошая книга. Читал. Перечитаю.
Тряпичные свертки. Развязал крупный. Обнаружил форменную куртку. Два ряда блестящих пуговиц. Невысокий стоячий воротник. Никаких погон. Глубокие накладные карманы. Темно-синий цвет. Внутри куртки синяя фуражка с лаковым козырьком. Никаких эмблем. Куртка по размеру мне вполне подойдет.
Во втором свертке аккуратно сложенные брюки. Темно-синие. С черными лампасами. Мне широковаты, в длину вполне.
Чуть подумав, встал, разложил на столе фуражку, куртку, брюки и синие кеды. Ну да. Вот и комплект парадной одежды. Чистенькая, новенькая.
По праздникам одевался старик?
А здесь бывают праздники?
Что за торжественный случай в жизни заключенного может потребовать особой одежды?
Хм…
Ну… это точно не погребальный костюм. Потому что узники покидают камеру по частям, падая в ячейки решетки отхожего места. Узников рубят на куски. И владелец тайника не мог не знать какая участь ждет его мертвое тело.
Хм…
В голову приходит только пара праздников – день рождения и день освобождения. Даже пребывая в одиночном заключении может захотеться красиво одеться, соорудить себе особый ужин в день рождения. Как-то отметить этот день, на которым всем кроме тебя плевать.
Ну а день освобождения – это великий день. Тут и впрямь положено одеться торжественно и покинуть камеру с высоко поднятой головой.
А еще эти вещи изначально могли принадлежать старику – в то время мужчине средних лет, какому-нибудь служащему. Может быть железнодорожнику. Попал сюда идя на службу или домой. Он сберег костюм. Но кеды… кеды в эту легенду не вписываются. Такую официальную одежду с кедами не носят.
Возможно, ситуацию прояснит вон та кипа перетянутых бечевкой бумаг?
Развязав узел, я глянул на верхний лист. М-да… и как сие понимать? Лист разлинован. Несколько узких колонок заполнены строгими словами на неизвестном мне языке. Строчка к строчке. Бумага использована очень экономно. Промежутков между строчками нет – их разделяет тонкая фиолетовая или черная черта.
Ни могу прочесть. Но зуб даю – это не личный дневник. Тут все указывает на строгую отчетную ведомость. Бухгалтерский учет. Неужели нет ни одного понятного отрывка?
Один за другим я убирал верхние листы и откладывал в сторону. Порядок не нарушал – тут все кажется в хронологическом порядке. Новое сверху. Старое ниже. Архив.
Непонятно.
Тоже непонятно.
Лист за листом был заполнен одним и тем же разборчивым мелким почерком. Наверняка это почерк последнего владельца тайника, таскавшего в карманах матрешку с ключом и пешку с печатью.
Десятый лист. Двадцатый. Все листы исписаны с обоих сторон. И выглядит все как чистовик. Нет ни одной помарки, ни одной кляксы. Я начинаю склоняться к мысли, что он был гражданский служащий при какой-нибудь полувоенной организации – что-то вроде канцелярии гражданской обороны и тому подобное. Бумаги в строжайшем порядке.
Сколько же лет ты тут провел, дедушка? Ой немало…
И как же меня бесит, что не могу прочесть – сколько тут скрыто бесценной информации, а я пялюсь на бумагу как неандерталец на памятник космонавтике.
Еще лист в сторону. И еще.
Вот!
Другой почерк! И море клякс! Почерк прыгающий, трудно разборчивый. Да к черту почерку – язык русский! Вот оно!
Я жадно впился глазами в текст. По образцу лист точно такой же – разлинован на колонки. Строчка к строчке. Но на этот раз я понимаю каждое слово. Некоторое время я читаю, вникая в суть. Все стало ясно через пяток строчек. Это финансовая ведомость купца и службы доставки.
В первой строчке было указано с кем он встречается, какой предмет получает и что отдает взамен. Во второй строчке указано с кем он встречается, какой предмет получает для передачи третьему лицу напрямую или по цепочке и что за вознаграждение за это получает. Третья строчка повтор первой – только имена меняются.
Поразительно…
Просто поразительно…
Встреча с Тимуром Седым. Левое окно. Получен один золотой зуб среднего размера. Отдана теплая меховая шапка в плохом состоянии. В скобках пометка: (продешевил!)
Встреча с Банрой Безглазой. Правое окно. Получено для передачи четыре зеленых подгнивших яблока. Передать Унгру (левое окно). За услугу получено одно зеленое яблоко.
Встреча с Махно. Правое окно. Получено восемь пластмассовых пуговиц. Отдано одно зеленое яблоко.
И таких строчек десятки! Сотни! – если вернуться к верхним листам с непонятным языком! Сотни! И ведь это только середина бумажной кипы.
Это на самом деле архив, охватывающий очень много лет! Но архив, не несущий ни капли информации личного толка. Сухие финансы.
Финансы!
Ведомость финансовая!
В тюремной камере одиночного содержания!
Есть от чего умом тронуться!
Я перебрал спешно кипу и нашел первый лист с его корявым почерком. Начало его сделок. Время, когда он еще считался зеленым новичком – как я предполагаю. Читая, автоматически начал подсчитывать и прикидывать. И по моим предварительным прикидкам выходило, что неизвестный мне русский мужик, мой пред-пред-предшественник соблюсти свою выгоду умел! Из бумаг отчетливо видно, что каждая совершенная им сделка пусть на кроху, но делала его богаче. Еще я видел, что он предпочитал брать в качестве оплаты золото, серебро, рубли с Лениным, ювелирные изделия. И он избегал брать тряпьем и продовольствием. Иногда он совершал сделку приносящую ему несколько листов чистой бумаги.
