Фустов вздохнул, оглянулся на экономку, которая ему явно мешала, и выдавил:
— Не уверен. Сказать по-правде, исполнительностью особой он не отличался. А наверняка теперь уж не спросишь. Заканчивайте, а я, позвольте, дождусь снаружи – у меня к вам будет еще разговор.
Я кивнула ему вслед.
Надо все же согласиться, что письма могла забрать и сама Ксения – но лишь в том случае, ежели случилось что-то из ряда вон выходящее. К примеру, генерал начал подозревать о ее неверности.
И все же я не могла отказаться от мысли, что письма и цветы забрал этот ее любовник собственной персоной. Это значит, что он был здесь не так давно и вместе с прочими приносил соболезнования семье. Значит, он вхож в этот дом. Значит, дружен и с самим генералом – не только с его женой!
Ежели так, то первыми подозреваемыми, как по мне, были любовник Ксении и… генерал Хаткевич. Ему проще многих добыть ключ от запертого ящика – неизвестно, с какой целью он заглянул в него, но, найдя письма, мог очень сильно разозлиться. И подстроить убийство жены так, чтобы никто и никогда не связал это с местью за измену. Логично? Вполне.
Возлюбленного же Ксении следовало отыскать тем более. Хотя бы потому, что, раз генерал столь жестоко покончил с собственной женой, то сопернику, вне сомнений, достанется еще больше.
К тому же, не стоит исключать, что у любовника генеральши мотив желать ей смерти может оказаться не слабее, чем у Хаткевича. Что, если Ксения питала в отношении возлюбленного излишние надежды? А ему не нужна была ни она сама, ни ее ребенок. Что, если он вовсе женат? Он спланировал убийство, а после проник в ее комнаты, чтобы забрать письма и прочие доказательства их связи. Тоже вполне логично.
Но как же этого мужчину найти, когда он довольно грамотно сделал все, чтобы нам помешать?
Досадливо вздохнув, я вновь огляделась в комнате, надеясь увидеть хоть что-то, что дало бы подсказку. Еще раз осмотрела все фото – но лишь чтобы убедиться: ни единого постороннего мужчины на них нет.
Если только Ксения не прятала его фото…
Сам черт, не иначе, заставил меня уцепиться взглядом за томик Бодлера на самом краю туалетного столика. Что, если Ксения хранила его фотокарточку меж страницами какой-то книги? Хотя бы и этой?
Мало на что надеясь, я все же пролистнула томик – и не успела удивиться, когда к моим ногам скользнула выпавшая карточка из плотной бумаги.
Не фото, нет. Открытка.
Обыкновенная рождественская открытка, изображающая заснеженную деревеньку.
«Милая Ксенія, - было написано по-русски на обороте, - поздравляю Васъ съ Рождествомъ Христовымъ. PS Вѣрю, m-r Бодлеръ сумѣетъ скрасить ваши вечера».
Подписи не было, но мне она и не требовалась. Почерк своего мужа я знала слишком хорошо…
* * *
Когда я возвращалась домой, на Невском уже горели фонари.
Ильицкого, однако, дома не оказалось.
Мне бы порадоваться, что глупая ложь о люстре не пригодилась. Или, как подобает хорошей жене, места себе не находить от беспокойства, потому как лекции у Жени закончились давным-давно. Но не эти чувства жгли мне сердце тем вечером.
Мне было страшно. Страшно увидеть мужа, заговорить с ним и понять по слову, взгляду, вздоху, что то, о чем я даже думать боюсь – правда.
Счастье в неведении – вот уж воистину… Я смеялась прежде над теми, кто проповедует сию мудрость, но знала сейчас: ни за что не заговорю с мужем первая. Ведь, пока не заговорю, ничто не мешает мне думать, будто эта открытка – дружеское внимание, и только. И правда – только внимание!
Ведь Женя, по собственному его признанию, несколько раз обедал у Хаткевичей этой зимой – разве ж не мог он подружиться с Ксенией?
Как я и Степан Егорович, к примеру.
Мог! Разумеется, мог!
Он и обращается к Ксении весьма почтительно, на «Вы», никакого амикошонства! А поздравил ее отдельно от мужа, потому как послал ей в подарок Бодлера.
Нужно же было хоть какую-то открытку приложить, это элементарная вежливость!
И даже это словечко «милая» меня как будто не смутило. Женя так и к Натали, его кузине, обращается, и к нашей Катюше тоже.
Все просто. Никакой подоплеки у той глупой открытки нет!
Я твердила себе это, будто заклинание, вот только… все мои доводы, все разумные объяснения вдребезги разбивались, ежели я принималась подсчитывать, когда же Ксения зачала своего ребенка, ежели родить должна была в октябре.
Зимой.
Той самой зимой, когда познакомилась с Ильицким. И когда он думал, что меня потерял уж навсегда.
Впервые после замужества я легла одна, без Жени. Не сомкнув глаз, провалялась до половины одиннадцатого, когда дверь в передней мягко захлопнулась, оповещая, что муж вернулся. Еще через четверть часа он поднялся в спальную – а я тотчас зажмурилась, изо всех сил делая вид, будто давно сплю. Каждой клеточкой тела я чувствовала, как он стоит надо мною. Кажется, я даже угадывала его мысли. Не знаю, каким чудом мне удалось не вздрогнуть, когда Женя ласково коснулся моих волос, чтобы убрать их от лица, а после прижался губами к моему виску.
Потом он забрал подушку и ушел спать в кабинет…
Глава XV
Говорят, когда умирают праведники, то светит солнце – будто небо само распахивается им навстречу. Ежели следовать сей примете, то Ксения Хаткевич, несмотря на ангельский ее лик, была грешницей каких поискать, ибо в день ее похорон дождь лил с самого утра. Беспощадно хлестал в окна – да так, что за пеленою его не получалось разглядеть улицу.
Мне дурно спалось всю ночь, так что встала я еще затемно и успела не только сварить кофе, но и нажарить оладьей из скисшего накануне молока. Подглядела, как прежде их делала наша хозяйка в деревне под Тихвином.
Жене очень нравились те оладьи.
Позже, за завтраком, я тайком поднимала глаза на мужа, мирно читающего газету, и силилась понять, что он на самом деле думает о гибели этой Ксении. Я и впрямь надеялась, что делаю это тайком, однако, Женя вдруг с тяжелым вздохом отложил газету и поглядел на меня пристально и хмуро:
— Хорошо, я виноват, признаю. Только не смотри на меня так, пожалуйста.
Я даже поперхнулась. А Женя пояснил:
— Я пришел поздно, потому как было много работы после лекций. Рад, что ты сама догадалась не ждать меня и ложиться одной.
— Сегодня тоже вернешься поздно? – я решила держаться холодно, будто он угадал причину моего недовольства.
— Возможно.
— Поедешь на похороны Ксении Хаткевич?
Я внимательно наблюдала за его лицом, готовая отметить любую заминку. Но, то ли Женя превосходно владел собою, то ли ему правда было все равно. Ответил он бесстрастно:
