Может, и унаследовал. В Библии упоминается некая богиня по имени Ашера, имя которой, согласно давнему предположению исследователей, просто Асират в записи на древнееврейском75. Разумеется, библейские авторы не называют Ашеру женой Бога – к подобным теологическим мотивам они вообще стараются не обращаться – зато обливают презрением и ее, и израильтян, которые ей поклоняются. Но в конце XX века археологи обнаружили загадочные надписи, датированные примерно 800 годом до н. э. и относящиеся к двум разным местам раскопок на Ближнем Востоке. Эти надписи представляли собой благословение именем не только Яхве, но и «его Ашеры»76. Это уточнение «его» показывает в другом свете отрывок из 4 Цар, в котором сообщается, что ближе к концу VII века Ашера (Астарта) находилась в храме Яхве. Один жрец, неприязненно относившийся к политеизму, «вынес Астарту из дома Господня за Иерусалим, к потоку Кедрону, и сжег ее у потока Кедрона, и истер ее в прах, и бросил прах ее на кладбище общенародное»77. В следующей главе мы узнаем, насколько важную роль сыграл этот момент в эволюции монотеизма.
Вопрос о сексуальной жизни Яхве – компонент более обширного вопроса с высокими ставками: насколько мифологическим был Яхве? Не «мифическим», то есть не существовавшим, а относящимся к мифологии в той же мере, что и древнегреческие боги: существовали ли предания о впечатляющем общении Яхве с другими удивительными существами? Сражался ли он с другими богами или полубогами, водил ли дружбу с кем-нибудь в своем окружении? Был ли он героем сверхъестественной мыльной оперы?
Многие специалисты дают отрицательный ответ. И действительно, по мнению Кауфмана, «немифологический» характер Яхве составляет «сущность израильской религии» и ставит эту религию «особняком от всех форм язычества», в том числе, разумеется, и религии аборигенов Ханаана78.
Есть и вдвойне прискорбная новость для тех, кто, подобно Кауфману, восхваляет Яхве как свидетельство решительного отступления от языческих мифов. Во-первых, по всем признакам отступление было не столь решительным: как и многие другие в истории религии, оно носило скорее эволюционный, нежели революционный характер. Во-вторых, если попытаться проследить эту эволюцию, мы увидим, что на генеалогическом древе Яхве растут еще более скандальные ветви, чем раннее слияние с ханаанским божеством Эль. Возможно, Яхве, даже унаследовав гены Эль, каким-то образом приобрел гены наиболее осуждаемого из всех ханаанских богов – Ваала.
Мифологичность Ваала не вызывает сомнений. Он воевал с богом моря Ямом (Йамму) и богом смерти Мотом (Муту). В одном угаритском тексте даже говорится, что он «сразил Лотана», семиглавого «дракона» или «змея»79. Все это к вопросу о мифологии!
Опять-таки Библия воздает должное подобным подвигам Яхве: «Ты сокрушил головы змиев в воде. Ты сокрушил голову левиафана»80. А древнееврейское слово «левиафан» – «левиатон» – это, насколько мы можем судить, форма Лотана; видимо, Яхве убил не просто многоглавых драконов, а того самого многоглавого дракона, с которым разделался Ваал. В той же главе Псалтири Яхве расторгает море81. А может, и Море: некоторые переводчики пишут это слово с большой буквы, подразумевая под ним «ям», древнееврейское имя бога моря, которого сокрушил Ваал82. Библия также обещает в Книге пророка Исайи, что благодаря Яхве «поглощена будет смерть навеки», а под «смертью» подразумевается еврейское имя Мота, бога смерти, с которым вел столь ожесточенную борьбу Ваал83.
Так почему же в англоязычных переводах Библии значится не «Ям», а «море», и не «Мот», а «смерть»? В древнееврейском не было заглавных букв. Увидев слово «мавет» вне контекста, невозможно определить, то ли это имя собственное «Мот», то ли нарицательное существительное «смерть». Поэтому переводчикам Библии приходилось делать выбор, и, как правило, они выбирали нарицательные существительные. А нам остается только гадать о причинах этого выбора. Например, когда принималось решение о том, что «поглощал» Яхве – Мота или просто смерть: вряд ли можно считать простым совпадением то, что в ханаанской мифологии Мот был известен тем, что «глотал» людей в конце их жизни и таким образом отправлял в Шеол – загробный мир, или что Мот некогда поглотил соперника Яхве, Ваала84.
Или возьмем озадачивающее библейское упоминание о гневе, которым Яхве воспылал на реки и его ярость на море85. Чем реки и море расстроили его? Как можно обвинять воду в том, что она течет? Разве не стали бы эти отрывки более вразумительными, если бы древнееврейские слова «реки» и «море» («нахар» и «ям») были переданы как Нахар и Ям – сверхъестественные существа, с которыми Ваал сражался столь типичным для мифологии образом?86 (Вероятно, поддавшись укорам совести, переводчики NRSV нехотя признали такую возможность, сделав примечания мелким шрифтом: «или против Реки» и «или против Моря».) Аргументов в пользу мифологического перевода становится еще больше, если посмотреть, как сам Яхве появляется в этих отрывках. Он покоряет силы природы, мчась на колеснице («Ты с конями Твоими проложил путь по морю»). Он потрясает луком, внушает робость луне и солнцу «светом летающих стрел» своих и «сиянием сверкающих копьев»87.
Два последних образа обычно воспринимают как описание молний88, и здесь фигурирует еще один пример размывания границы между мифами язычников-хананеев и религией Древнего Израиля: Яхве не только сражается с теми же силами природы, что и Ваал, и приобретает в описании антропоморфные характеристики, как часто случалось с мифологическими богами: его описывают как мифологического бога того же самого типа, как и Ваал: бога грозы и бури. В Пс 28 Яхве – глас грома и молний: «Глас Господень над водами; Бог славы возгремел… Глас Господа высекает пламень огня»89.
В 1936 году Г.Л.Гинзберг, преподаватель иудейской богословской семинарии, предположил, что эти стихи изначально представляли собой гимн Ваалу. Поначалу эксцентричная, теория Гинзберга распространялась в массах по мере того, как появлялись ее новые подтверждения. Так, один исследователь заменил в этом стихе все имена «Яхве» на «Ваал», и обнаружил, что количество аллитераций резко возросло90.
Видный библеист Фрэнк Мур Кросс утверждал, что одно из ключевых событий Библии – переход Чермного моря – уходит корнями в мифологию Ваала91. Он отмечает, что в этом эпизоде, по сути дела, говорится о том, как море подчиняется воле Божьей – слабый отголосок победы Ваала в бою над Морем (Ям). Безусловно, мифический оттенок ощущается и в рассказе о событиях Исх 15. В этой главе (вероятно, написанной позднее) нет ничего подобного Исх 14, о которой идет речь в «Десяти заповедях» Сесила Б. Демилла; воды не просто величественно расступились по требованию Моисея, а затем вновь сомкнулись и потопили египтян. Скорее, тут явно и антропоморфно участвовал Бог, его господство над морем выглядит соразмерно ярким: «От дуновения Твоего расступились воды, влага стала, как стена»92.
Но независимо от параллелей между эпизодом с Чермным морем и мифами о Ваале, между ними есть одно существенное отличие. Если действие мифов о Ваале происходит в сверхъестественном мире, то библейское повествование посвящено сугубо человеческой истории. Да, критическую роль в формировании этого повествования сыграло вмешательство свыше, но само действие происходило на земле. Как выражается Кросс, битвы Яхве, в отличие от типичных битв Ваала, «конкретизированы по времени и месту». «Мифический рисунок» заменен «эпическим»93. Отсюда и название этой авторитетной книги 1973 года – «Хананейский миф и иудейский эпос» (Canaanite Myth and Hebrew Epic).
