Тод снова присвистывает.
– Но мне нужна твоя помощь, чтобы довести дело до конца и полететь.
– А что я могу сделать? Я ничего не понимаю в волшебных двигателях.
– Зато ты умеешь работать с деревом. Я сам ничего не смогу построить, а ты справишься быстро и сделаешь всё как надо.
– Лесть, – понимающе вздыхает Тод. – На некоторых хорошо действует.
– Да ладно тебе, Тод. Ты же хочешь в этом участвовать.
– Так значит, половина в кладовке, а остальное на крыше?
– Верно. – С месяц назад мы с Тодом вытащили крылья машины через дыру в потолке на свет божий, на колокольню. – Надеюсь, никому не придёт в голову взглянуть на колокола. Но даже так, хоть половина в одном месте, а другая – в другом, птица почти готова к полёту.
Я не сознаюсь Тоду, что понятия не имею, как её запустить. В конце концов, вряд ли это так уж сложно?
– Ты знаешь, как собрать эту штуковину?
– По большей части, – отвечаю я, пытаясь припомнить все составляющие машины.
Двигатель, топливо, электрический ящик и сама птица. Надо ещё сообразить, где их искать.
– Кстати, – вдруг замечает Тод. – Хэддок собирается продать вещи Чэня с аукциона. Завтра. Я должен помочь ему вытащить всё из дома. На свои четыре соверена ты можешь купить всё, что нужно.
На луну набегает крохотное облачко, и, глядя на него, я представляю, как все вещи мистера Чэня волокут по мостовой. И вентилятор, и двигатель, и электрический ящик, полный кислоты. Я думаю о четырёх соверенах, что надёжно покоятся в глубинах кошелька Полли. Возможно, удастся выпросить их.
– Слушай, – задумчиво тяну я. – А если я нарисую, как они выглядят, ты не сможешь «потерять» вещицу-другую?
– Ты хочешь сказать, что пара ненужных вещей может остаться на крыше?
– Именно, – отвечаю я. – А потом ты поможешь мне закончить работу!
– Конечно, – говорит мой друг так, будто он уже давно согласился.
– И курятник?
– Курятник? А он тут при чём?
– Он порадует маму. Хотя бы чуточку.
– Построим ещё и курятник и будем править миром. – Тод поднимается на ноги и выплясывает на коньке крыши. – Атан Уайлд – летающий мальчик, Тод Бэллон – великий строитель. Короли города! Ура! – Он ещё раз топает ногой, подпрыгивает повыше и исчезает.
– Тод! – кричу я, глядя вниз. – Тод!
Поспешно плюхнувшись на живот, я подползаю к коньку и свешиваюсь на другую сторону. В её дальнем конце нет парапета, только чёрная дыра, ведущая в никуда.
– Тод?
– Атан. – Голос раздаётся совсем рядом со мной, но звучит как-то приглушённо. – Помоги!
Я осторожно спускаюсь по крыше и упираюсь ногами в жёлоб на краю.
– Где ты?
– Здесь! – отвечает мой друг, почему-то у меня из-под ног.
Я сажусь на корточки, слишком сильно опираясь на водосточный жёлоб, и вижу кудрявую макушку Тода, но вокруг слишком темно, чтобы разобрать остальное.
– А чего ты не вылезаешь? Тебя что-то держит? – спрашиваю я.
– Я держу, – отвечает низкий голос изнутри.
– Помоги! – ещё раз просит Тод. – Он схватил меня за горло.
– И непременно сброшу его, если вы только не пообещаете никогда больше не лазать по моей крыше в темноте. Вы будите меня уже много лет ночь за ночью, и я больше не могу.
– Обещаю, – говорит Тод.
– Эй, наверху, – не успокаивается голос. – Ты тоже обещаешь?
– Обещаю, – говорю я, скрестив пальцы за спиной. – Клянусь жизнью моей сестрёнки Битти.
Утром я встаю раньше всех в доме. Раньше, чем поднимается матушка, раньше, чем бабка начинает шептать заклинания вперемежку с молитвами, но мистер Хэддок и Тод начинают выносить вещи из дома напротив ни свет ни заря.
Я украдкой выскальзываю наружу, обмениваюсь парой слов с Тодом, отдаю ему рисунки того, что надо спрятать, здороваюсь с мистером Хэддоком и возвращаюсь домой. Я провёл снаружи всего несколько минут, но чтобы согреть заледеневшие пальцы, приходится сунуть руки под мышки. Остаётся удивляться, как это Тод не чувствует холода.
Но он крепкий парень. У него злой отец. Драчун. Все его боятся, даже матушка. Он вечно ходит с угрюмым лицом, много пьёт и работает у гробовщика, мастерит гробы для мертвецов. У моей матушки острый язык, но отец Тода ловко управляется с ремнём.
Я разжигаю огонёк в камине, чтобы в доме стало не так холодно, и заметаю в него вчерашние клубки пыли.
Потом я ищу себе занятие в лавке. Дядя вставил новое стекло в витрину, так что я притворяюсь, будто оттираю его, смывая мелкие пятнышки, а когда продолжать становится решительно невозможно, снимаю с полки рулоны материи и начинаю их раскатывать и скатывать.
Наверху звучат шаги. Наверняка это Полли.
Стараясь не прижиматься лицом к стеклу, я таращусь наружу, где первые рассветные лучи падают на груды вещей, сложенных на мостовой.
Ко мне подходит Полли, и мы оба смотрим на вещи мистера Чэня. Встаёт солнце, яркие лучи разгоняют мрак и освещают буйство красок, в которые превратилась наша дорога, – зелёных, золотых, пурпурных и синих. На холстах, подстеленных, чтобы защитить товар, блестит эмаль, пестреют ковры и вышитые шёлковые подушки. Поверх всего громоздятся лакированные столы и стулья, тоже заваленные яркими тканями. Весь дом мистера Чэня вынесли на улицу.
Почти.
– Там должно быть что-нибудь полезное, – говорит Полли. – Какой-нибудь шёлк для лавки.
Я киваю, высматривая в грудах вещей детали нашей машины, но, судя по всему, Тод успел их спрятать. Больше всего меня занимает, куда он дел электрический ящик.
Люди начинают потихоньку выходить из домов и собираются на улице небольшими группками. Человек с кистью и горшком клея пытается приляпать номера на самые крупные предметы. Особенно трудно ему приходится с огромным глобусом, который вертится, как сумасшедший, посередине улицы. Глобус перекосился, потому что его швырнули на груду карт и книг в кожаных переплётах; человек поскальзывается на книгах, и бумага разлетается по всей улице.
Полли отдаёт мне один из моих соверенов и шесть шиллингов.
– Беги-ка, взгляни на тамошние шелка. – Она тычет пальцем в кучу рядом с глобусом. – Если там есть отрезы одного цвета длиной больше пары ярдов, можно взять их на подкладку.
Получив долгожданный повод сбежать, я отправляюсь к месту начинающегося аукциона и брожу среди разложенных товаров, заглядывая в шкафы, вороша кучи барахла и притворяясь, будто ищу шёлк.
Как только последние вещи вытащены наружу, мистер Хэддок нацепляет видавший виды зелёный пиджак и начинает аукцион.
Для такого сухопарого и высокого человека у него удивительно мягкий и приятный голос, который слышится по всей улице и даже в некоторых домах. Минута, и он входит во вкус, а Тод стоит рядом, сгибаясь под тяжестью массивной зелёной чаши.
