Кажется, от возмущения мама раздувается вдвое.
– Да плевала я на твои обещания, мальчишка! Ты вечно всё обещаешь. Вот увижу твоего дядю и непременно поговорю с ним, чтобы он сыскал тебе работу.
– Но я работаю на мистера Чэня! – Я вытаскиваю из кармана золотые монеты. – Смотри!
– Уже не работаешь. – Кажется, что металл в голосе скрежещет по плитам кухонного пола. Бабка, шаркая, появляется на лестнице. Она одета во всё чёрное, и только лицо её белое как мел. Увидев меня возле двери, старуха повторяет: – Уже не работаешь.
– Что? – не понимаю я.
Воцаряется долгое жуткое молчание. Слышно только шарканье, пока бабка выходит на середину кухни, распространяя вокруг себя запах застарелой мочи. Остановившись напротив плиты, она переводит взгляд на маму и обратно на меня.
Вобрав остатки воздуха в комнате в свои дряхлые лёгкие, старуха торжественно объявляет:
– А всё потому, что он мёртв! – Она заливается кашлем, тыча в воздух багровым пальцем. – Мёртв, мёртв, МЁРТВ! – Слова эхом отражаются от стен.
У меня за спиной ахает Полли, а Битти начинает тихонько хныкать.
– Нет, – говорю я. – Не может быть, я же видел его…
Бабка обрывает меня взмахом руки, тяжело опускается на стул и обводит слушателей взглядом. На её сморщенном лице расцветает злобная ухмылка.
– Миссис Лав только что нашла старого чёрта в кухне – и он мертвее мёртвого. Лежит в луже крови. Его убили!
– Что?! – в тишине кухни оглушительно звенит мой голос.
– По мне, так бесы его и убили, – заявляет бабка. – Демоны, посланные Богом, чтоб вершить своё сатанинское дело над слугой дьявола.
– Это же полная чушь, – бормочет Битти.
– Цыц, дьявольское отродье! – рявкает бабка.
Я оборачиваюсь к ней. Злобная ухмылка от уха до уха продолжает сиять на её лице.
– Но этого просто не может быть!
– Что есть, то есть, парень, – говорит она, поднимаясь и ковыляя ко мне, обдавая меня своим смрадным дыханием. – Это правда, всё до последнего слова. И что ж ты теперь будешь делать?
Глава 3
Пара секунд – и я выбегаю наружу, а бабка с её вонью остаются позади. На улице полно зевак, а дверь дома мистера Чэня распахнута. Изнутри, поверх голов собравшихся, звучит голос миссис Лав. Я поворачиваюсь и поспешно спускаюсь вниз по холму, подальше от этого дома.
Я не хочу ничего видеть.
Я не хочу, чтобы всё это было правдой. На руку что-то капает, и я с удивлением понимаю, что это мои слёзы. Остановившись у входа в «Грифон», я утираю лицо рукавом, хлюпаю носом и покрепче беру свёрток под мышку, а уж затем пускаюсь в путь по улице. Если поднять воротник повыше, может, никто и не посмотрит на моё лицо.
– А ведь, наверное, он последним видел его живым, – звучит голос. – Атан Уайлд.
Я оборачиваюсь и удивлённо смотрю в сторону, откуда прозвучал голос, и обнаруживаю, что толпа, собравшаяся у дома мистера Чэня, тоже глядит на меня.
– Я?
– Да, ты, – говорит миссис Лав. – Ты же знал все его делишки, верно? Ты работал у него.
– Правда, что ли? – спрашивает кто-то.
– Работал на старика? Серьёзно? – сомневается другой.
– Да бросьте, вы что? – звучит голос с мягким северным акцентом. – Он всего лишь мальчишка. Что он может знать?
Толпа согласно бубнит, теряя ко мне интерес, и с новой силой принимается вглядываться в раскрытую дверь дома мистера Чэня.
Но они правы. Я последний человек, видевший его живым.
Кроме убийцы.
Я сворачиваю на Нью-Кинг-стрит и останавливаюсь возле дома Клэев.
Пока я стучу, ожидая ответа, перед глазами у меня так и стоит улыбающееся лицо мистера Чэня. Как у кого-то поднялась рука его убить?
– Да? Что такое? – нетерпеливо переминаясь на месте, спрашивает смуглая девочка, моя ровесница. – А, это ты.
Я отгоняю мысли о мистере Чэне и выжимаю из себя приветливую улыбку.
– Мэри, это посылка для… мистера К.?.. – Буквы на свёртке так и плывут перед глазами, не умею я читать! – Он же теперь здесь живёт?
– Кац, – презрительно говорит она и протягивает руку. – Давай сюда.
Я качаю головой и прижимаю свёрток к груди.
– Сначала деньги, а не то мама меня прибьёт.
– Внутрь я тебя не пущу, – заявляет она, глядя на меня, как на грязь, случайно прилипшую к ботинку. – Придётся тебе подождать здесь. – Она указывает на верхнюю ступеньку и разворачивается, захлопывая дверь у меня перед носом.
Я не удивлён. Она так и не простила меня за то, что в прошлом году я стянул с кухонного стола пудинг. Я сделал это на спор. Да и пудинг был очень вкусный.
Опустившись на ступеньку, я прислоняюсь спиной к двери. Я изо всех сил стараюсь не вспоминать про мистера Чэня, но внимание привлекают окна на другой стороне улицы, и я немедленно вспоминаю события прошлого вечера. Магию. Двигатель.
Во мне разгорается искорка ярости. Я хочу узнать, кто это сделал. Я хочу…
Дверь за спиной снова открывается. На сей раз на пороге стоит не Мэри, а невысокая рябая женщина. Она совсем маленькая, по грудь мне, и даже не думает поднять на меня взгляд.
– Десять шиллингов, – говорю я.
Она кладёт десять шиллингов мне на ладонь и исчезает внутри, не проронив ни единого слова.
Хлопает дверь, и я слышу скрежет задвигаемого засова.
– Он как будто знал. Как будто ждал, что его убьют. Перед тем как я ушёл, он дал мне четыре соверена, на всякий случай, – рассказываю я Тоду Бэллону, когда мы встречаемся на крыше спустя несколько часов.
Я больше не плакал о мистере Чэне и теперь просто злюсь. Злюсь и размышляю. Злюсь, что кто-то решился убить такого умного и тонкого человека. И размышляю, как бы довести до конца его дело. Только вот здесь мне без Тода не обойтись, поэтому мы лежим на нашей любимой крыше, ноги в водосточном жёлобе, спина на черепице. В комнате под нами кто-то тащит что-то по полу.
– Штука в том, Тод, что мы близко, почти у цели. Вчера ночью мы запустили двигатель.
– Так вот почему разбилось стекло?
– Да, – смеюсь я, вспоминая, как лопасть полетела через дорогу, прямо в витрину нашей лавки. – Он показал мне, как его собрать, – и всё заработало. Наш двигатель заработал!
– Ты хочешь сказать, что он заработал без помощи человека или лошади?
– Да, – киваю я. – Масло да электрический ящик. Выглядит как настоящая магия. Хотя он не любил слово «магия» и предпочитал называть это наукой.