Я не двигаюсь, изо всех сил вцепляясь в Битти, растирая её лицо и вдыхая ей в лёгкие воздух. Воздух, пропитанный углём и сажей, но всё-таки воздух. Лицо Битти холодное, её глаза закрыты, а руки ледяные. Я поднимаю её руку, и она снова безжизненно опадает. Только не это! Я щиплю её за щёку. Её глаза открываются, и она смотрит на меня.
– Атан, – говорит она, – я знала, что ты придёшь.
Проходит целая вечность, прежде чем мне удаётся выбраться на берег. Никто нам не помогает: люди спешат мимо с таким видом, будто покрытые илом дети вылезают из воды каждый день. Я поворачиваюсь к Тоду и замечаю, что он не двигался с тех пор, как ударился о железную колонну моста.
Я вытаскиваю Битти на мостовую: она вся посерела и дрожит. Она похожа на привидение.
– Где Тод? – спрашивает она, засовывая руки под мышки, чтобы согреться.
– Я его вытащу, – отвечаю я.
Шатаясь, я подхожу к парапету. Тод по-прежнему лежит внизу среди веток.
– Тод! – кричу я. – А ну вставай, болван! Ты замёрзнешь до смерти!
Его голова поднимается и снова падает. Он не смотрит на меня.
– Тод! – кричу я.
Проходящий мимо погонщик останавливается и смотрит вниз.
– Он не шевелится, – замечает он. – Похоже, он мёртв.
– Нет, – отвечаю я. – Этого не может быть. Помогите мне!
Мы спускаемся вниз и вытаскиваем Тода из воды: он не сопротивляется, но и не помогает нам.
– Тод, – говорю я. – Ну же, очнись!
Он ужасно тяжёлый, и погонщик обливается потом, когда мы наконец вытаскиваем Тода на берег. Мы падаем на мостовую, с нашей одежды ручьями льёт вода.
И тут я вижу его. На груди Тода расползается красное пятно. Я отрываю рукав от рубашки и прижимаю его к пятну, но не знаю, поможет ли это с раной от револьвера. Я никогда прежде не видел пулевого ранения.
– Тод, – говорю я. – Открой глаза!
– В него стреляли, – говорит погонщик. – Как это могло случиться?
– Быстрее! Позовите врача! Тод!
– Дай мне посмотреть, – просит Битти, подползая к нам.
– Я здесь, Тод, – говорит она, убирая волосы с его лица.
– Битти, – с трудом произносит Тод, и на его лице появляется слабая улыбка, – я рад, что мы смогли…
– Тод! – кричит она. – Тод, очнись! – И внезапно Битти замолкает.
Я смотрю на рубашку у себя в руке. Она вся красная и мокрая, но кровь больше не идёт.
– Тод? – тихо спрашиваю я, и тут появляется погонщик с женщиной, в которой я узнаю повитуху. Она наклоняется и с серьёзным видом прикладывает палец к шее Тода.
Битти смотрит на неё: они кивают друг другу.
– Он умер, Атан, – говорит Битти. – Тод умер.
Глава 27
Сквозь слёзы, смывающие грязь с моего лица на лицо Битти, я смотрю, как мусорщики кладут тело Тода на тележку. Дрожащие и серые от холода, мы стоим под дождём, крепко цепляясь друг за друга, а вокруг нас собирается толпа.
– Это же паренёк из гробовой мастерской, – говорит рослый мужчина, останавливаясь рядом с Тодом.
– Какая жалость! – произносит женщина. – Такой юный!
– Застрелили? – спрашивает мужчина.
– В этом городе? – удивляется другой.
Они накрывают Тода лошадиной попоной. Его кожа посерела: он выглядит так, словно мёртв уже несколько часов, но я знаю, что это случилось всего несколько минут назад. Единственная рана на его теле – красное пятно на груди.
– Наверное, он попал в беду, – говорит женщина, приглядываясь к ране.
– Нет, – отвечает Битти. – Он спасал меня. Он умер, спасая меня. – Она замолкает. Это необычно для Битти, но кажется, у неё тоже нет слов.
У меня такое чувство, словно меня ударили. Как будто весь мой мир рассыпался на кусочки.
Глава 28
Мы провожаем Тода до мастерской, где его тело бережно кладут в комнате для бальзамирования, потом зовут его отца, и следует ужасная сцена. Мы с Битти прижимаемся друг к другу, и в течение пары часов я не могу вспомнить, что делаю и что хочу сделать.
Потом дядя Тода выпроваживает нас из дома.
– Я должен его обмыть, – говорит он, и его лицо кажется ещё более старым и печальным, чем прежде.
– Идём домой? – спрашивает Битти.
Наш дом весь покрыт чёрным. Окно лавки занавешено чёрными хлопчатобумажными шторами, свисающими над дверью. Когда мы поднимаемся по склону холма, Битти начинает дрожать у меня за спиной.
– Почему дома всё чёрное, Атан? Они уже знают про Тода?
– Они думают, что ты умерла, – говорю я.
– Я? – Битти закрывает мне глаза руками. – Но я же жива!
– Знаю, – отвечаю я и отвожу её руки в стороны. – Но мама так думает.
И снова Битти не знает, что сказать.
Мы на минуту останавливаемся снаружи. Окна дома напротив закрыты ставнями, из трубы не идёт дым. Где же сейчас полковник? Я медлю у двери, но Битти так сильно дрожит, что мне придётся внести её в дом, несмотря ни на что.
Если бы с нами был Тод…
– Открой дверь, – шепчу я Битти.
Она наклоняется, поворачивает ручку и открывает дверь. В лавке пусто.
Мы стоим на коврике и прислушиваемся: с нашей одежды по-прежнему капает вода. Наверху слышны глухие голоса и скрип пола, но в кухне тихо.
– Куда они ушли? – спрашивает Битти, прижимаясь к моей шее.
– Тише! – говорю я и крадусь к лестнице в подвал.
Я спускаюсь вниз целую вечность, стараясь не выдать себя скрипом половиц. Когда мы наконец добираемся до кухни, то останавливаемся в дверях и смотрим на Полли, которая стоит, склонившись над плитой, с красным от жара лица.
– Полли, – шепчу я.
Она поворачивается и роняет чайник.
– О Господи! Господи, Битти! – Она подбегает к нам и обнимает нас обоих, тут же перепачкавшись в грязи. – Боже мой! – всхлипывает Полли.
Потом она садится на стул и начинает обмахивать лицо рукой, ни на минуту не сводя глаз с Битти.
– Кто там? – спрашиваю я, указывая наверх.
– Мама и бабка. Они общаются с умершими. Не могу в это поверить! – Она вскакивает и ещё крепче обнимает Битти, и та прижимается к её корсету, цепляясь грязными ручонками за чёрную ткань. – Ещё там миссис Лав с нашей улицы, они пьют чай с гренками с крабовым паштетом и пирожными с тмином. Я как раз ставила чайник. – Лицо Полли сморщивается от смеха и слёз. – Вы вымокли насквозь! Где вас носило?
