Я следую за ним, раздумывая, удастся ли мне сбить его с ног.
Он ведёт меня к столу. Даёт мне в руки стакан и протирает рукав куртки грязным носовым платком. Я опустошаю стакан одним глотком. Напиток вкусный и сладкий, и я чувствую, что совсем осмелел. Я смеюсь.
Мой рот открывается.
– Полковник, я хочу, чтобы вы… Я хочу сказать вам…
Блэйд отпускает мои плечи и садится.
– Не будем сейчас говорить. Лучше следи за игрой, парень. – На его лице появляется улыбка. – Не своди глаз со стола.
У меня такое чувство, словно я смотрю на себя со стороны. Эти тяжёлые руки точно не мои. А эти ставшие бесполезными ноги? Бесполезные ноги сгибаются в коленях, и я падаю в кресло. Передо мной появляются и исчезают карты, на столе возникают и пропадают груды монет.
Кто-то шутит, и я смотрю на своих соседей. Все они в солдатской форме, но отнюдь не красивы. У одного из них не хватает пальца и обрубок обмотан грязным бинтом; другой небрит, а у третьего нет зубов. Где же человек в дорогом сюртуке?
Я выпиваю ещё один стакан густого сладкого чая.
Полковник что-то пишет на листке бумаги и даёт её беззубому, который тут же встаёт из-за стола и исчезает в толпе. Я хочу последовать за ним, но ноги не слушаются.
– Мы сыграем ещё раз, без ставок. Вот что, парень, я одолжу тебе гинею. Поставь её, вдруг она принесёт тебе удачу.
Все присутствующие смеются. Их глаза кажутся темнее, а рты шире.
Червы, трефы, бубны, трефы, бубны – красивые картинки у меня в руке.
Я залпом выпиваю чай. Человек с обрубком пальца наполняет мой стакан из чайника. Я выпиваю его, мне ужасно хочется пить. Почему мне так хочется пить? Комната кажется переполненной и очень шумной.
– Зачем я здесь? Не могу вспомнить, зачем я здесь.
– Не знаю, парень, – отвечает полковник.
Мне становится очень жарко. Мои щёки горят, а галстук впивается в шею, так что я дёргаю за булавку, пока брошь не поддаётся. Она кажется холодной и тяжёлой, как будто не одобряет того, что я делаю.
Мне удаётся засунуть её в карман только со второго раза.
У меня должны быть ноги. Под ногами пол, деревянный, неровный, и он кружится, как и моя голова. Я смотрю на свою ногу, чтобы удостовериться, что она и вправду моя. Она стоит под странным углом и шевелится, но не так, как я ожидал. Если я сейчас встану и пойду, пол тоже двинется с места. Если я встану, пол поднимется. Я пытаюсь встать, но моя голова ужасно тяжёлая и постоянно падает.
– Отнесите его… Никто не заметит…
Мои ноги скользят по полу. Кто-то хватает меня под мышки и тянет. Со мной что-то происходит. Силы совершенно покинули меня.
– В такое время суток! Я буду жаловаться.
В моих ушах раздаётся высокий голос. Мимо нас проходит женщина, оставив за собой шлейф тошнотворных духов.
– Мне очень жаль, – бормочу я.
– Постарайся идти, парень. Для этого у тебя есть ноги. – Полковник стоит слева от меня.
– Проклятие! Мордекай, он тяжёлый!
Кто такой Мордекай?
– Прошу прощения, мисс.
Мои ноги путаются в платье.
– Не возвращайся за работой, парень. Я не нанимаю пьяниц, – рявкает на меня мужчина в парадном сюртуке.
Я пытаюсь сказать «я не пью», но мы не останавливаемся, так что я не успеваю встретиться с ним взглядом, и мои бесполезные ноги запутываются в чём-то шуршащем. Раздаётся взвизг, и руки полковника выводят меня наружу. В лицо ударяет холодный воздух, и я на мгновение соображаю, где нахожусь. За дверями зала для приёмов.
Я пытаюсь бежать, но мои ноги подгибаются, и я обмякаю в руках полковника.
– Почему бы не сделать это прямо сейчас? – спрашивает один из солдат.
– Ещё не время. – Монеты переходят из рук в руки, и полковник что-то бормочет насчёт того, что ему надо кого-то подождать.
– Если его стошнит прямо перед нашими гостями, это будет стоить тебе двадцать шиллингов! – кричит мужчина в дверях, когда напротив останавливается экипаж.
Я поднимаю голову, и меня рвёт прямо на его башмаки.
Кто-то в жёлтом платье открывает дверцу снаружи, и полковник подталкивает меня вверх по маленьким ступенькам.
Кто-то взвизгивает, когда я забираюсь внутрь.
Собака.
Я заваливаюсь на бок, прижимаясь лицом к стеклу. Блэйд что-то говорит вознице, а потом забирается наверх, втискиваясь рядом со мной.
– Господи, ну и запах! – Раздаётся женский голос в темноте, и рука взмахивает белым носовым платком.
– Тогда откройте окно, – отвечает Блэйд. – Его стошнило.
Мы трогаемся с места, и экипаж грохочет по булыжной мостовой.
Всё кружится, поэтому я закрываю глаза, но мир начинает двигаться ещё быстрее.
Напротив меня на сиденье что-то шуршит. Я приоткрываю глаза. На сиденье залезает собака. Она рычит на меня, и я с трудом сдерживаю тошноту.
– Держись, парень. Хлебни-ка вот этого. – Полковник передаёт мне серебряную фляжку. Я подношу её к губам, и по моему горлу разливается обжигающая жидкость. Я кашляю и давлюсь, оседая в углу сиденья.
Может быть, я сплю, а может быть, и нет, но я знаю, что он говорит со мной своим вкрадчивым северным голосом. Женщина молчит, её напудренное лицо белым овалом выделяется в темноте, а сидящего рядом с ней мужчину совсем не видно – лишь квадрат носового платка. Они задают мне вопросы, но я не думаю, чтобы я им отвечал. Я не могу этого сделать, потому что иначе меня опять стошнит.
– Что ты нашёл в доме старика?
– Ничего.
– Там что-нибудь было?
– Нет.
– Ты и твой дядя единственные, кто туда заходил?
– Меня сейчас вырвет.
Кажется, мы едем по берегу реки. Я засыпаю, а когда просыпаюсь, мир по-прежнему кружится.
– Над чем он работал?
Я молчу. Я уверен, что не ответил.
– Это была летающая машина? – спрашивает женщина. – Вообще-то мы знаем, что это была летающая машина, так что нет нужды нас обманывать.
Я молчу.
– Видишь ли, он достаточно нам рассказал, – продолжает женщина. – Это была долгая ночь. Кровавая ночь.
– Да, – с усмешкой говорит полковник. – Там было полно крови.
Экипаж дёргается, и я извергаю все выпитые стаканы чая.
– Этот старик долго прожил, – задумчиво продолжает женщина.
– Он тебя любил, – добавляет полковник.
– Верно, – соглашается женщина.
– Звал тебя, – говорит полковник.
