Меня бросает в холодный пот. Неужели, за считанные секунды, ей удалось увидеть сходство девочки со своим внуком?
— О чем? — интересуюсь с опаской, но виду не подаю.
— О его матери.
Выдыхаю с облегчением. Опасения оказались ложными. Но меня обескураживает, что она решила попросить меня о таком деликатном деле.
— Наверняка, тебе известна эта история.
— Вам, видимо, ошибочно показалось, что я имею ценность в глазах Роланда. К сожалению, если до него не можете достучаться вы, я вовсе не сумею.
— Я не ошибаюсь в своих наблюдениях.
— Тогда это кажется ещё более абсурдным с вашей стороны, — усмехаюсь, — Вы позволите лезть в ваши семейные проблемы какой-то проходимке?
— Ёрничество сейчас не к месту, — впивается в меня колким взглядом, недовольно поджимает губы, — Нас с отцом он не слушает.
Выдерживаю натиск её глаз. Вспоминаю, как безуспешно пыталась убедить Роланда разрешить матери встретиться с Лайлой.
— Поверьте, ваш авторитет в его глазах куда выше моего. Пусть Лайла встретиться с мамой без его разрешения.
— Лайла привязана к Роланду, как ребёнок к своему родителю. Он для неё и мать, и отец. Как бы вторые её не любили и не оберегали, с самого её рождения брат был выше всего. Так стала бы ты говорить с человеком, которого ненавидит твой родитель?
— Может тогда и не нужна ей встреча с матерью? Как я понимаю, они уже встречались, и чуда не произошло.
— Объясню кое-что. Я презираю их мать не меньше Роланда и горжусь своим внуком, что он сделал то, что не смог сделать его отец.
Она начинает прогулку по коридорам, и я иду за ней.
— Все говорят о жестокости сына к матери, негодуют и осуждают Роланда. Но никто не знает, сколько раз ему приходилось переживать подлость этой женщины. Однажды, когда ему было лет семь, он пришёл ко мне и рассказал, что видел маму с другим мужчиной у неё в комнате. Тогда он не понимал, что могло происходить между людьми в постели, и мне удалось успокоить его. Не знаю, сколько ещё раз ему приходилось находить маму в чужих объятиях. Но последней каплей в его терпении стала Лайла, которая увидела то же, что и он. И все было настолько очевидным в тот день, что девочку невозможно было бы обмануть доброй сказкой про маму, — она останавливается, переводит дыхание, разглядывая вместе со мной картины, мимо которых мы проходим. — Право, я горжусь Роландом, как никем другим из своих детей и внуков. Поддерживаю его в решении, что такая распутная и грязная женщина, как Стелла, не должна быть примером для Лайлы. И я приехала сюда не ради того, чтобы мать увидела своего ребёнка. Я абсолютно безразлична к её чувствам. Я приехала ради Роланда, Османа и Лайлы. Стелла смертельно больна и, возможно, жить ей осталась недолго. Я знаю этих детей. Они никогда себе не простят, что не смогли принять её при жизни. Поэтому, я приехала. Должна была рассказать Роланду про её болезнь. Но не смогла причинить ему боль.
— И вы решили, что это смогу сделать я? — еле выговариваю слова.
После услышанного, во рту становится так сухо, а на душе так горько за Роланда и всю их семью.
— Чужим людям даётся это легче, — отвечает спокойно, но я замечаю, что испытывает меня. Хочет какого-то признания.
А я даже представить не могла, что фраза "чужие люди" в отношении нас с ним способна так оскорбить меня.
— Чутьё мне подсказывает, что ты найдёшь подходящие слова для него, — добавляет следом.
— Вы плохо знаете меня, — возражаю ей.
— Я хорошо знаю своего внука.
На этих словах она заканчивает наш разговор и уходит, оставив меня один на один со всем, что только что сказала.
Я ещё долго не могу войти в комнату. Обдумываю каждое слово и прихожу к решению, что Эльвира права — дети не простят себя за то, что не сумели простить, какую-никакую, но мать.
Вечером за нами заезжает Роланд, и мы, попрощавшись с девушками, покидаем дом. Я нахожусь в хорошем расположении духа. День, проведённый в компании дочери, Лайлы и Розы, подарил море положительных эмоций, и мне удалось отложить все проблемы на дальнюю полку. И даже предстоящий разговор с мужчиной о его матери сейчас не угнетает. Я просто сижу, обняв дочь, изредка соприкасаюсь с Роландом взглядами через зеркало заднего вида, и получаю удовольствие, отключив все мысли. Решаю, что душа имеет право насладиться свободой. Плевать, что будет завтра или через год, плевать, как будет дальше складываться моя жизнь. Пусть сегодня все будет так, как хочу я, без диктовки судьбы.
— Мамочка, я хочу шарик, — вдруг радостно восклицает Ариана, указывая пальцем в окно, пока мы стоим на красном светофоре.
Смотрю в сторону, куда она показывает, и вижу мужчину, идущего между машинами и продающего шары. Бросив взгляд на светофор, понимаю, что сейчас загорится зелёный и продавец исчезнет.
— Малышка, мы… — хочу объяснить дочке, почему мы не можем сейчас купить шарики, и пообещать, что завтра же мы исполним ее желание вместе, меня останавливает хлопок водительской двери, которую закрыл за собой Роланд.
Я любопытно наблюдаю за тем, как он проходит несколько рядов и подходит к продавцу. Он спокойно, не суетясь и игнорируя сигналы рядом и сзади стоящих нас автомобилей, суёт мужчине купюру в карман. Я расплываюсь в улыбке, смотря на него, идущего с яркими шарами в форме животных, цветов и сердец в руках. Кажется, такая мелочь, но для меня она значимей любых громких слов. Водители объезжают нашу машину, что-то говорят через окна, но их слова не доходят до моего слуха, в прочем, как и до Роланда. Он открывает водительскую дверь, засовывает все воздушные фигуры на переднее сидение и, увидев счастливое лицо Арианы, которая смотрит на него с безмолвным восхищением, улыбается ей в ответ.
— Не забудь поблагодарить дядю, — запинаюсь на последнем слове. На языке остаётся неприятное послевкусие от него.
Как же, оказывается, горько называть человека дядей, когда он является папой.
— Это все мне? — стесняясь, Ариана спрашивает у Роланда и протягивает маленькие руки к лицу Микки Мауса.
— Можешь поделиться с мамой.
Она поворачивает голову в мою сторону, широко раскрыв рот от радости и удивления.
— Спасибо большое, — смотрю в глаза Роланда, которые внимательно следят за нами через зеркало.
— Спасибо, — весело повторяет за мной малышка и неуверенно, следя за нашей реакцией, тянется за шариком.
Вскоре, весь комплект был перенесён на заднее сидение, и счастью моего ребёнка не было предела. Моему, следственно, тоже.
Говорить ни о чем не хотелось. Только наслаждаться моментом. Любое слово могло нарушить то хрупкое, что образовалось в этом маленьком закрытом пространстве. И нашу тишину лишь иногда прерывали детский смех и забавные истории, которые спонтанно приходили ей в голову.
Через часа полтора, мы заезжаем во двор его особняка, где припаркованы другие автомобили. Выходим, и нас встречает уже большая компания, в основном, знакомых мне людей. Многие удивляются, увидев меня в роли матери, но искренне радуются и поздравляют. Днями раннее, их присутствие нагнало бы тоску и раздражение, но сегодня я рада видеть каждого.
