— Медея? — слышу позади себя голос Демида и оборачиваюсь.
— Здравствуй, — искренне улыбаюсь ему, увидев все те же добрые глаза и мягкий взгляд, полный недоумения.
Как же, оказывается, я соскучилась по нему. Вспоминаю все свои лживые сообщения, которые отправляла ему на протяжении всех этих лет со словами: «все хорошо, ничего нового, учусь быть счастливой», ни разу не дав намёк, что создала Вселенную, которая вдохнула в меня жизнь. Чувствую вину перед ним, вспоминая все добро, которое он сделал для меня, хоть и понимаю, что не могла поступать иначе.
— Я счастлив видеть тебя, красивая, — его губы расплываются в невольной улыбке. Притянув меня к себе, обнимает, обвив шею одной рукой.
Меня переполняют такие неоднозначные чувства. Я счастлива видеть его, но в то же время — глубоко несчастна. Ведь он стал олицетворением кладбища, где вручил мне письмо, которое казалось станет последним гвоздем на крышке моего гроба.
— И я рада видеть тебя, — обнимаю в ответ, несмотря на все терзающие чувства внутри.
«Прошлое не имеет значение, и оно не способно повлиять на тебя!» — твержу самой себе.
Отпустив меня, приветствует мужчин за столом, пожав каждому руку. И обменявшись с ними парой фраз, вновь обращает своё внимание на меня.
— Не верю своим глазам, что ты здесь, — разглядывает меня с ног до головы. — Ты надолго вернулась?
— Нет, у меня здесь дела. Решу их и улечу обратно, — взгляд падает на его безымянный палец, на котором красуется обручальное кольцо.
— Нашему с Крис сыну завтра исполняется год, — сообщает, уловив мой немой вопрос, и расплывается в улыбке, обескуражив радостной новостью.
— Демид, — шокировано рассмеявшись, тянусь и обнимаю его, — Я так рада за вас. Поздравляю.
— Приходи завтра в гости, Крис будет рада тебя увидеть.
Я принимаю его приглашение, мы обмениваемся ещё парой фраз, и он, нехотя попрощавшись, уходит. Провожаю его взглядом до конечной точки, чувствуя прилив былой нежности к нему, и взглядом цепляюсь за мужской силуэт, что тут же заставляет потерять контроль над своими чувствами. Роланд стоит в компании отца и трех мужчин, в своей выдержанной манере ведёт с ними беседу, а у меня начинает все внутри сотрясаться. В нем присутствует все та же властность, гордость и дьявольская притягательность. Каждый его жест пропитан горячей страстью и ледяным рассудком — сумасшедшее сочетание, сотворившее наркотик для моей души.
С трудом отведя взгляд от него, извиняюсь перед Рейном и покидаю его, чтобы развеяться и прогуляться по двору. Ноги тянут меня к аллее, ведущей в лабиринт, состоящий из чувств Роланда к сестре. Как никогда хочется окунуться в этот мир, насладиться и прочувствовать его. Медленными шагами приблизившись к живому ограждению, останавливаюсь у входа и не решаюсь больше сделать ни шагу вперёд. В голове, словно в киноленте начинают всплывать кадры, связанные с этим местом. Их немного, но они согревают, напоминая о тёплых чувствах, окутывающих меня игрой Лайлы и их грустной историей жизни.
Есть в этой трагичности нечто особенно прекрасное. Именно она сотворила необычайную братскую любовь.
— Небо сгущается, — раздаётся голос Роланда позади меня. Не успеваю обернуться, чтобы взглянуть ему в глаза, как чувствую, что на плечи опускается его пиджак.
Какая забота. Жаль только, что проявляется она не ко мне, а к другой, маленькой девочке.
Обернувшись к нему лицом, продолжаю молчать, дожидаясь его дальнейших слов или действий. Знаю, что они последуют. И он не заставляет себя долго ждать. Берет меня за руку и ведёт вглубь лабиринта.
— Это место успело утратить свою значимость? — интересуюсь, ускоряя шаг за ним и придерживая пиджак, свисающий на мне. — Что я здесь делаю?
Ничего не отвечает, заводит в один из отсеков, где цветут цветы вокруг статуи Венеры, останавливается и отпускает меня, недовольно смотря прямо в глаза.
— Это я хочу спросить у тебя, что ты здесь делаешь? — подходит ближе, сокращая расстояние между нами до минимума, — Ты по-прежнему в опасности!
— У меня здесь важные дела. Как только решу их, вернусь обратно. Не стоит понапрасну беспокоиться.
— Мне плевать, что у тебя за дела. Они не стоят твоей жизни! — зло шипит, схватив за подбородок.
Сердце вновь начинает лихорадочно стучать и задыхаться. Как же ничтожна угроза моей жизни перед жизнью собственного ребёнка. И я готова встать под обстрел любого врага, лишь бы защитить её. Чувствую себя как никогда уязвимой, хочу разрыдаться и умолять дать мне все, лишь бы спасти мою дочь, но вместо этого, беру себя в руки и натягиваю маску невозмутимости.
— Моя жизнь давно обесценена тобой.
— Мы поговорим об этом позже. А пока ты должна улететь обратно!
— Я повторяю ещё раз, у меня здесь дела. Если так боишься за мою жизнь, тогда может перестанешь подвергать её опасности? — цежу сквозь зубы.
— Твоё упрямство никогда не приводило нас ни к чему хорошему! — тянется губами все ближе, заставляя мутнеть разум.
— А ты привёл нас к чему-нибудь хорошему? — нагло вскидываю подбородок вверх, не сводя с него глаз.
«Привёл тебя к дочери» — следом отвечает сердце, которое продолжает лихорадочно стучать под натиском смешавшихся эмоций.
— Приведу, — от твердости и уверенности его голоса зарождается любопытно.
— Что это значит?
— Это значит, что ты должна взять себя в руки и улететь отсюда!
— Я тебе все сказала. Если ты привёл меня сюда поговорить об этом, то разговор окончен!
— Что ты задумала, строптивая? — берет меня двумя руками за лицо, недоверчиво прищуривается, рассматривая и изучая дно в моих глазах. — Недели не прошло, как ты бежала от меня, как от смерти, а сейчас заявилась в мой дом, как ни в чем не бывало.
— Может, соскучилась по тебе? — натягиваю улыбку.
— В объятиях Майера? — ухмыляется.
— Одно другому не мешает.
Пасмурная погода, как и моё волнение, достигает своего апогея. Небо начинает покрывать землю и нас каплями дождя, но мы продолжаем стоять, не отрывая друг от друга взглядов. Мне не страшно промокнуть, страшнее сойти с ума от страха, что пожирает изнутри. Я бы счастлива не чувствовать ту слабость, которую испытывала перед ним в одиннадцать лет; которую испытывала в двадцать шесть; которую испытываю сейчас. Но я чувствую. Как проклятая чувствую, как млею и растворяюсь в его руках, забывая всю ненависть и ярость, которые кипели в груди ещё пару часов назад. Наверное, в каждом сердце остаётся нечто губительное, что никогда не изменится, хоть ты тысячу раз его сломай и переделай.
— Хорошо, Медея, я сыграю в твою игру, — ехидно улыбнувшись, подушечкой большого пальца касается губ, издевательски медленно проводит по ним, изучая каждую трещину, а после выпивается в них поцелуем.
