Их жизнь крайне несложна: вся она заключается в охоте на тюленей. И самый страшный враг жизни — это холод и темнота. Темнота полярной ночи, длительная, изнурительная темнота, которая удручающе действует на человека, приводит к тупому отчаянию. Известный географ Альфред Кирхгоф полагает, что у северных народов «по общепризнанному закону наследственности черта темперамента — быть веселым несмотря ни на что — передается дальнейшим поколениям». Этим ученый объясняет преобладающую черту эскимосов: их веселый характер.
С другой стороны, зимний холод заставляет эскимосов страшно скучиваться в своих зимних помещениях. Это означает необходимость в одной и той же хижине селиться вместе нескольким семьям. Понятно, как важно при этом иметь уживчивый характер; в противном случае совместная жизнь невозможна.
Жить вместе — это значит: «будьте уживчивы — или замерзайте!» Эскимосы благоразумно предпочитают первое и представляют чрезвычайно уживчивую разновидность человеческого рода. Даже споры, задевающие чьи-либо права или честь, они разрешают сатирически-лирическим образом: обе стороны перед собравшимся народом борются бескровным оружием — осмеивают друг друга в песнях, и победителем из спора выходит тот, кто шутками в конце концов привлечет присутствующих на свою сторону.
Самая большая испарительная чашка
Вопрос. — Где находится Кара-Бугаз
[9]?
Ответ. — Кара-Бугаз находится на восточном берегу Каспийского моря.
Вопрос. — Чем славится Кара-Бугаз?
Ответ. — Это самый большой залив Каспийского моря, и на дне его отлагается много соли.
Вот и вся, притом очень полная «география» Кара-Бугаза, та география, которая достойна названия — «география имени Простаковой».
Чему же учит настоящая география?
Так как Кара-Бугаз находится на восточном побережье Каспийского моря, то вода в нем очень сильно нагревается. Это происходит потому, что к востоку от Каспийского моря широким поясом расположены пустыни. Они начинаются у самого Каспия пустыней Усть-Урт и переходят далее на восток в пустыни Кызылкумы и Каракумы. Пески двух последних пустынь сильно раскаляются от солнца; пустыня же Усть-Урт частью покрыта также песками, частью известняками, частью глинами и накалена так же сильно.
Очень «плотно» охватывает пустыня залив Кара-Бугаз. С другой стороны, Кара-Бугаз весьма неглубок. Поэтому летом вода в нем бывает нагрета градусов на 7–9 выше, чем в Каспийском море; например, средняя температура июля в Кара-Бугазе 25,1°, а в море всего 16,7°. Очевидно, что вода в заливе должна испаряться гораздо быстрее, чем в море; а вследствие этого вода из Каспийского моря должна непрерывно втекать в залив взамен испарившейся воды.
Так и происходит. И насколько сильно испарение воды в Кара-Бугазе, видно из того, что через узкий (всего 186 м) пролив, соединяющий Кара-Бугаз с морем, вода последнего вливается в залив потоком, текущим со скоростью от 5 до 16 м в секунду. В 1 секунду в Кара-Бугаз вливается около 650 куб. м воды.
Летом в сильно нагретой воде Кара-Бугаза соль эта держится в растворе, но осенью и особенно зимой, когда вода остывает, значительные части растворенной соли уже не могут оставаться в растворе и оседают на дно Кара-Бугаза. О том, каково количество солей, накапливающихся таким образом в Кара-Бугазе, можно судить хотя бы по двум только данным:
1. С января по апрель только одно то количество соли, которое выбрасывается волнами на берег, составляет 5–7 тысяч тонн ежегодно.
2. Количества отложенной на дне соли, по мнению специалистов, хватит не менее, чем на 600 лет самой развитой химической промышленности (например, содовой).
Итак, Кара-Бугаз служит огромной испарительной чашкой. Происходит это потому, что он находится на восточном побережьи Каспия, а это побережье — жаркая пустыня.
Вот разница между географией Простаковой и географией настоящей.
Город в облаках
Это не какой-нибудь волшебный город из воздушных замков, и облака эти совсем не иносказательное выражение. Ничего не может быть реальнее этого города и этих облаков.
Этот город — Лондон. Вот картина Лондона в туманный день:
«Их автомобиль остановился. Майкл опустил окно.
— Я сбился с дороги, сэр, — раздался хриплый голос шофера. — Как будто мы неподалеку от набережной, но я никак не могу найти поворот.
Майкл застегнул пальто, поднял окно и вышел из автомобиля.
Ночь казалась плотной и непроницаемой; ее оживляли только беспрерывные автомобильные гудки. Влажный мрак, холодный и едкий, вползал в легкие Майкла.
— Я пойду рядом с машиной. Ползите, пока мы не выедем к реке или не наткнемся на полисмена.
Автомобиль двинулся. Майкл пошел рядом с ним, нащупывая край тротуара.
Далекий голос кого-то невидимого произнес:
— Вот пакость!
— Совершенно верно, — отозвался Майкл. — Где мы?
— В двадцатом столетии и в сердце цивилизации.
Майкл рассмеялся и сейчас же пожалел об этом: туман отдавал плесенью.
— Где вы находитесь, сэр? — спросил он.
— Тут. А где вы?
Указание было вполне точное. Внезапно над головой Майкла засветился расплывчатый шар фонаря. Автомобиль остановился.
— Слушайте, — сказал Майкл. Пробили часы Вестминстерского аббатства. — Это налево от нас.
— Позади нас, — заметил шофер.
— Не может быть. Не в реку же мы заехали. Или вы повернули прямо направо?
— Кто меня знает, куда я повернул, — сказал шофер, чихая. — В жизни не видал такой ночи.
— Остается одно — ехать вперед, пока на кого-нибудь или на что-нибудь не наткнемся. Только потише.
Автомобиль опять тронулся. Майкл шел, держась за его дверцу и нащупывая ногой край тротуара.
