То, что она уронила, соскользнуло с подоконника на пол и тут же разразилось плачем.
Ленни закрыл за собой дверь и помчался вниз, на кухню, к матери.
С тех пор Марте зажилось намного легче: убегать он перестал.
Ветер захлопывает окно, и Адмирал запирает его на задвижку. Он только что обошёл весь дом снизу доверху и никого не встретил. Чудно́, ведь в доме должно быть полно прислуги? Кроме адъютанта и его самого, в Чёрном доме никого не осталось.
Он выглядывает в окно с другой стороны комнаты и видит: с крыльца спускаются Марта с сыном, таща за собой чемоданы и прочий скарб. Когда они ступают на дорожку, ведущую к воротам, из дома выбегают псы и догоняют их. Один из них хромает и подволакивает лапу. Не обернувшись, мать с сыном исчезают за деревьями. Теперь в доме больше никого нет.
Так ведь он сам этого хотел, думает Адмирал. Хотел же?
Лодка
Она падает бесконечно долго и погружается бесконечно глубоко.
Вода тёмная и студёная. Силясь всплыть, Лампёшка едва не задыхается — так далеко до поверхности. Ей кажется, что она плывёт не в ту сторону, и её охватывает ужас, но потом вода вдруг светлеет и голубеет. Наверх, к свету! Она выскакивает из воды и набирает полные лёгкие воздуха.
Над ней высится серый утёс, на нём дом, чёрный от плюща, на самом верху — башня с распахнутым окном.
И как ей только хватило смелости? Им. Как им только хватило смелости? Она оглядывается вокруг. Где Рыб? Впереди, за спиной, куда ни глянь — везде одно лишь море.
— Рыб!
Она чуть не захлёбывается солёной водой. Его нигде не видно. Лодочка — вот она, рядом, качается на волнах. Лампёшка подплывает к ней, время от времени озираясь вокруг.
— Рыб! Ну Рыб же! Где ты?
У неё крутит живот от страха. Это была её идея, её вина. Какой дурацкий план!
Но, когда она хватается за деревянный борт, Рыб внезапно выныривает из воды, взмывает в воздух, тут же ныряет обратно и возвращается к ней, крутанув сальто два раза подряд.
— Здорово, а? — ликует он. — Здорово, а, Лампёшка? Ты только посмотри, что я ещё могу!
Лодка ему, само собой, не нужна. Лампёшке — да, ей лучше не оставаться в холодной воде, но, когда она забирается внутрь, поднимается ветер и обдувает её до дрожи. Она трясётся в мокрой одежде и негнущимися пальцами отвязывает верёвку. Что ей надо было делать, кого спасать? Ах да, отца. Обогнуть утёс, добраться до маяка… и надеяться, что отец ещё там, а Адмирал пока нет. И что Ник… Она вспоминает машущего Ника и искажённое злостью лицо Адмирала… Происходит столько всего и сразу!
Она вставляет вёсла в уключины и тянет их на себя. Вёсла такие тяжёлые, а руки у девочки такие короткие. Её трясёт от холода.
— Греби, Лампёшка, — приказывает она себе. — Согреешься.
Она начинает грести и немного согревается, но одежду так не высушишь. Вдалеке грохочет гром, ветер дует всё сильнее. Волны толкают лодку в другую сторону.
Рыб то и дело выныривает из воды то впереди, то сзади и кричит что-то — не разобрать. Лодка ползёт вперёд. Умей Ленни плавать, сидел бы он здесь со своими длинными крепкими ручищами — в два счёта добрались бы до маяка…
— Рыб! — кричит Лампёшка против ветра. — Может, поплывёшь вперёд, глянешь на маяк, проверишь, там ли… там ли…
Ветер уносит, развеивает её слова над водой. Парочка долетает до Рыба, он машет в ответ:
— Хорошо, плыву!
— Рыб! — кричит она. — Скажи, что… Скажи…
Но его уже нет.
Перед глазами качается горизонт: выше-ниже-выше. В ушах свистит ветер:
— Какая встреча! — воет он. — Мы ведь знакомы? Помнишь меня? Опять пришла поиграть, дочка смотрителя?
Гвозди
— Мистер Ватерман! Мистер Ватерман!
Август как раз присел на ступеньку отдышаться. Чёртова нога! Он так и не привык, что её нет, до сих пор вздрагивает, глянув вниз, а ведь минуло уже столько лет. Там была его ступня, там должны быть пальцы.
Шериф — этакая свинья! — забрал его трость, его удобную, надёжную трость, пришлось приспособить вместо неё завалявшуюся в доме полусгнившую корягу, которая едва выдерживает его вес.
— Да-да, — звучит у него в голове. — Сам виноват, нечего было поднимать ту трость на собственного ребёнка…
— А-а-а! Прикуси язык, сейчас же! — кричит он собственной голове.
— Мистер Ватерман, вам опять письмо. Думаю, вам обязательно надо…
Он встаёт, коряга гнётся, почти ломается. Вечно здесь всё ломается — это неуёмный морской ветер виноват. Это он жрёт древесину. Брусья, которыми забили вход, тоже: если их толкнуть, дверь вполне можно приоткрыть. Шерифу и прочим сухопутным крысам это и в голову не приходит. При желании он мог бы легко отсюда выбраться. Но зачем? Куда ему податься?
— Вы меня слышите? Спуститесь, пожалуйста!
Из дверного окошка торчит что-то белое. Это ещё что? Август ковыляет через комнату к двери.
— Тут приходили… не ваша дочь, а какой-то человек, и он передал вот это… Вы уж простите, но письмо без конверта, и я краем глаза увидела, о чём речь, и сразу подумала… В общем, лучше уж вы сами прочтите. Что же нам делать?.. То есть вам… Что вы будете делать? Здесь вам оставаться нельзя!
Для виду Август вынимает скомканную бумажку из окошка и осматривает её. Да, на ней явно написаны буквы. Аккуратные буквы, не такие, как в прошлый раз. Он чешет бороду.
— Это от Лампёшки?
— Нет, я же говорю, человек какой-то принёс, очень вежливый, хоть и торопился. Но что вы скажете, что думаете, что будете делать?
Голос у соседки тонкий, дрожит от волнения. Чего она от него хочет?
— Вы же прочли?
— Да, да… конечно.
— Ну и? Что теперь?
— Что ж, спасибо, — говорит он. — До завтра.
Он надеется, что она уйдёт. Но она не уходит.
— Мистер Ватерман?
Она совсем близко от окошка, Август видит кусочек её лица. Карий глаз.
— Что ещё?
— Вы правда прочли?
Что ей ответить? Можно, конечно, соврать. Или выставить себя на посмешище.
— Мистер Ватерман? Вы же умеете читать?
О самом главном здесь ни слова, думает Август, выслушав письмо. Ну, что Адмирал собрался вздёрнуть его на рее — это понятно, этого следовало ожидать. Конечно, надо бежать. Но куда? И где сама Лампёшка?
