— Возьмите его. Поторопитесь. Отведите девочек на конюшню. Спрячьтесь там.
Она бросилась к крыльцу.
— Свет в доме не выключайте, — крикнул я вслед.
Вероника и Виктория остались со мной, по-прежнему возбужденные, но теперь еще и встревоженные.
— В чем дело, мистер Томас?
— Что случилось?
— С нами все будет в порядке?
— Все будет хорошо, — заверил я. — Маггс часто лает?
— Почти никогда, — ответила Вероника.
— Он иногда рычит, — добавила Виктория. — И иногда громко пукает.
— Почти никогда не пукает.
— Но когда пукает, окна дребезжат.
— Позаботьтесь о том, чтобы в конюшне он не лаял, — предупредил я.
Вероника удерживала взволнованного пса за ошейник.
Обе девочки повернулись к пожарам.
— На нас хотят сбросить бомбу? — спросила Виктория.
Не знаю, как я различал, кто из них Вероника, а кто Виктория, но различал.
— Никто не будет сбрасывать на вас бомбу, но вам нужно быть смелыми.
— Это мы можем, — сказала Вероника.
— Это мы уже делали, — добавила Виктория.
— Нам пришлось. Когда мы потеряли папочку, — пояснила Вероника.
Их мать выбежала из дома, закрыла за собой дверь и спустилась с крыльца. В руках у нее были пистолет и фонарик.
— Спрячьтесь как можно лучше, — сказал я. — И не зажигайте фонарик, пока я за вами не вернусь.
— Хорошо.
Мне послышался шум приближающегося двигателя.
Оглянувшись на колоннаду нависавших над дорогой дубов, я не увидел света фар, но все равно поторопил мать и девочек:
— Живее. Живее, живее, живее!
Трое людей и лабрадор обогнули дом и поспешили на восток, к конюшням и тренировочным дорожкам.
Я не сомневался в том, что Лорен последует моим инструкциям, и отошел от хорошо освещенного дома в темноту. Занял позицию за кустарником, откуда мог наблюдать за подъездной дорожкой.
Мне казалось, я знаю, как собирались поступить сектанты. Они не станут подъезжать прямиком к дому, не захотят, чтобы шум двигателя объявил об их прибытии. Вместо этого они перегородят автомобилем дорогу, чтобы никто не проехал мимо. Один человек останется с машиной. Остальные — четверо, пятеро или сколько их там — подойдут пешком. Двое со стороны главной двери. Двое-трое с черного входа, чтобы не дать Лорен и девочкам сбежать. Все с винтовками. Ударом ноги вышибут входную дверь. Может быть, для устрашения выпустят очередь в потолок. Ранчо «Голубое небо» стояло на отшибе. Любой, кто услышит далекие выстрелы, не сможет определить направление. Быстро передвигаясь по дому, нападающие нашли бы Лорен и девочек. Согнали бы их в одну комнату. Изнасиловали бы на глазах друг у друга. Унижение — важный элемент ритуального жертвоприношения. Унизить, вселить ужас, лишить достоинства, привести в отчаяние. Если бы их церковь вела пропагандистскую работу с населением, то на раздаточных материалах изображалась бы не раскрытая ладонь, а кулак. На импровизированном алтаре могли бы стоять черные свечи. Тех, кого предназначили в жертву, заставляли глотать пасту из корня танниса и грибы под названием «Перец дьявола». Скорее всего, церемония была бы быстрой. Пара гимнов «Славься, Сатана!», глоток крови. Для секты Меридиана это насыщенная ночь. После изнасилований они сразу перешли бы к ритуальному ножу. Никаких обычных предварительных пыток и увечий. Просто смертельный удар. Трижды.
Меня охватила холодная, управляемая ярость, сильнее любого гнева, который я испытывал прежде. Мне чудилось, что в одном теле существуют два Одда: повар блюд быстрого приготовления, который писал стихи любимой девушке и плакал над фильмами вроде «Языка нежности», и безжалостный убийца, который мог выстрелить человеку в спину. Темный Одд Томас считал подобное насилие оправданным, совершенным ради добра, ради защиты невинных. Другой Одд задавался вопросом: а всегда ли справедливо оправдание благими целями, к которому он так часто прибегал за последние два года, или, может, он слишком им злоупотреблял? Порой эти раздумья не давали мне заснуть по ночам. Однако, несмотря на все сомнения, ярость моя не угасла.
Я стоял на коленях за кустарником и вглядывался в дорогу. Мне не нравился запах, но дело было не в кустах с маленькими белыми цветочками, от которых веяло свежими листьями и легкой сладостью жасмина. Запах шел от меня, и мне казалось, что дело лишь отчасти в том, что я пропотел и что мои волосы и пиджак пропитались химикатами из серых хлопьев пепла. Возможно, одной из причин вони было усиливающееся разложение моей личности.
Если я проделал путь от праведника до карателя, то моя судьба может не совпасть с предсказанием «Мумии цыганки». Каратели присваивали себе власть, которой их не наделяли. Они принимали тщательно обоснованные решения убивать в количествах больших, чем было необходимо, чтобы спасти себя и нуждавшихся в защите невинных людей. Каратели нарушали социальный и сакральный порядок. В «Гамлете» принцу недоставало чистоты сердца и мужества, чтобы стать служителем Истины, как следовало бы, но из него вышел отменный каратель королевства. Самих карателей всегда карают. Принц не пережил пьесу. Моисей покарал три тысячи человек, но не увидел Землю Обетованную.
На ближайшем лугу, который начинался сразу за подстриженным газоном, пели сверчки и квакали жабы. Внезапно они замолчали, будто разом забыли все песни.
Глава 42
Стоя на коленях за кустами, я не смотрел ни на лево, на дом Эйнсвортов, ни направо, где всполохи бензинового пожара развертывались как знамена ада. Глаза снова привыкали к темноте.
Там, где дорога поворачивала с востока на юг, а потом вела к дому, из мрака появились темные силуэты. Разумеется, ярко освещенный дом вынудил их снять очки ночного видения.
Они подходили единой группой — сложно сосчитать. Сгрудившись, они представляли собой одну мишень — заманчиво. Но даже если бы они сохранили плотный строй до самого крыльца, у меня не было уверенности, что удастся положить всех. Мое оружие могло оказаться не переключенным на стрельбу очередями, и я не узнаю об этом, пока не нажму на спусковой крючок. Я находился слишком далеко, чтобы встать во весь рост и убить их по одному. Они успеют рассредоточиться, а я потеряю преимущество неожиданности. Кроме того, я не был снайпером. Я был убийцей в упор.
Я оставался на месте до тех пор, пока не смог их сосчитать. Четверо. Подойдя к дому, они разделились на пары, что подтверждало правильность моих догадок.
Кусты высотой по пояс ограничивали газон и располагались в двух футах друг от друга. Я поднялся на ноги и, пригибаясь, поспешил к задней части дома. Мой зеленовато-голубой пиджак явно не был хитом сезона. Подобный наряд больше подходил для выпускного вечера, чем для секретных операций. Я рассчитывал на темноту. И на то, что сектанты сосредоточатся больше на доме, чем на кустах в шестидесяти футах к западу от него. Как бы то ни было, секунды через три я скрылся за домом.
