Меня притянуло на покрытые гравием дорожки между рядами трейлеров и домов на колесах. Большинство окон были темными — каждый трудоспособный член общины отправился на работу. Там, где оконное стекло согревал янтарный свет лампы, ста реющие родители или молодые матери с маленькими детьми ожидали возвращения любимых. Времени для общения с семьей оставалось немного — от закрытия ярмарки после полуночи до открытия, которое обычно происходило в полдень с понедельника по вторник и в одиннадцать утра по пятницам и субботам.
Я подошел к большому дому на колесах. Во многих окнах горел свет. Для создания уединенности штора на лобовом стекле была задернута, окна на обеих передних дверях закрывали жалюзи. Меня потянуло открыть дверь с пассажирской стороны, и я взялся было за ручку, но потом мне показалось, что я услышал приглушенные голоса. Я подавил порыв забраться внутрь — по крайней мере, этим путем.
Обойдя внушительное транспортное средство, я обнаружил вход сбоку. В верхней части двери имелось окошко, свет не горел. Я попробовал открыть дверь. Она была незапертой.
Иногда я думал, что мой сверхъестественный дар идет в комплекте с толикой безумия, пусть оно и не настолько сильное, чтобы запирать меня от греха подальше. Мое помешательство не угрожало никому, кроме меня.
Оззи Бун говорил, что любой талант — неважно, к написанию песен, романов или выслеживанию людей при помощи психического магнетизма — дается с обязательством использовать его на полную катушку, с ярой приверженностью, едва отличимой от невротической одержимости. Он считал, что писатель каждой новой книгой должен расширять границы, создавать истории, которые никогда не рассказывал прежде, использовать приемы, которые бросают вызов его дару.
Он говорил, что на самом деле приверженность на грани одержимости не просто обязательство, а необходимость, непременное условие, без которого писатель может с тем же успехом сунуть в рот дуло ружья и уйти из жизни, так, как это сделал Хемингуэй.
Оззи питал слабость к цветистым речам, и я находил это очаровательным и забавным. Однако, по его собственному признанию, он не жил согласно своим идеалам, и я задавался вопросом, а не была ли богатая жирами диета на шесть тысяч калорий в день его за медленным выстрелом из ружья.
Что касается психического магнетизма, если, конечно, считать его талантом, то, согласно философии Оззи, выбор у меня был только один: использовать его по максимуму и, невзирая ни на какие моральные аспекты, выпрыгнуть из самолета без парашюта, если он велит сделать именно это. Пока что от меня требовалось открыть заднюю дверь дома на колесах, чем я и занялся. Дверь даже не скрипнула, м что я вознес ей мысленную благодарность. Я шагнул внутрь, в почти темную комнату. Автомобиль был та ким большим и устойчивым, что даже не покачнулся под моим весом.
Через открытую внутреннюю дверь падал бледным свет. Его едва хватило, чтобы понять, что я оказался и спальне.
Я постоял, прислушиваясь, и через мгновение уловил тихие голоса двух мужчин в передней части дома Я не мог разобрать, что они говорили, а потому подо шел к открытой двери, встал сбоку и прижался левым ухом к косяку. Все равно было далековато, голоса оставались слишком приглушенными, и я мог понять лишь одно слово из десяти, причем ни одно из них, казалось, не принадлежало одному и тому же диалогу.
Осмелившись выглянуть из-за косяка, чтобы раз ведать территорию, я увидел справа открытую раздвижную дверь, а за ней ванную. За ванной располагалась зона кухни, выходившая в обеденный уголок.
Напротив ванной виднелся вход — видимо, во вторую спальню. Со своего места я не мог рассмотреть, что находится за ней слева, но решил, что там довольно просторная гостиная.
При других обстоятельствах я бы не отважился пройти дальше задней комнаты, но сегодня была не обычная ночь. С каждым часом предчувствие надвигающейся катастрофы давило все сильнее, в голове непроизвольно всплывали образы наводнения из сна. Другие кошмары обычно стирались из памяти тем быстрее, чем больше проходило времени с момента пробуждения, однако этот обосновался надолго. Подробностей прибавлялось каждый раз, как фрагменты кошмара вставали перед моим мысленным взором. Интенсивность его лишь возрастала по мере того, как мы приближались к событию, которое он предвещал.
Я достал «глок» из наплечной кобуры под бледно-голубым пиджаком и шагнул из темноты в короткий коридорчик между второй спальней и ванной. Не успел я переступить порог, как из передней части дома им колесах, которую я посчитал за гостиную, показались двое мужчин. Я застыл и, когда ни один из них не взглянул в мою сторону, бочком протиснулся в открытую дверь ванной.
Мужчины подошли к пассажирской двери и остановились, чтобы продолжить начатый разговор. Теперь мы находились ближе друг к другу, и мне было лучше их слышно.
— Все равно не понимаю.
— Не понимаешь? Чего не понимаешь? Он наверняка увидел всех троих.
— Ну и что?
— Берн Эклс думает, что парень непрост.
— В каком смысле непрост?
Берн Эклс, бывший полицейский из Пико Мундо, а также член сатанинской секты. Вместе с остальными спланировал стрельбу в торговом центре «Зеленая луна» — а заодно и взрыв, который не произошел.
Сейчас он отбывал пожизненный срок в тюрьме.
— Эклс точно не знает.
— Твою мать, Джим! Это уже перебор, тебе не кажется?
— Почему же? — спросил Джим.
— Потому... потому что мы тут наделали делов только из-за этого идиота Эклса, который знает непонятно что.
— Нет, пойми, Эклс пытался выяснить, что случилось, когда их нападение на торговый центр пошло наперекосяк.
— Но ты же сказал, будто он не знает, что случилось.
— У него есть теория. По его мнению, все это имеет смысл, только если у парня, который им помешал, имеется сила.
— Какая сила?
— Эклс считает, что всякая-разная, — сказал Джим.
— А вдруг у Эклса дерьмо вместо мозгов?
— Нет, Боб, он парень смышленый.
— Такой смышленый, что оказался до конца жизни за решеткой.
— Из-за того, что у того выродка имеется сила.
— Что за выродок? — спросил Боб.
— Эклс зовет его выродком.
Я ничуть не приметнее любого парня из толпы, но заподозрил, что речь обо мне.
— Это у нас сила, — сказал Боб.
— Контумакс.
— Потестас.
— Хайль Гитлер, — пробормотал я со своего подслушивающего поста на выходе из ванной.
— У нас сила темная, — сказал Джим. — Может, у выродка какая-то другая.
— Не нравится мне это слушать.
— А мне не нравится это говорить. Но в Неваде у него точно что-то было, верно? И кто лежит мертвый в пустыне — наши парни или этот выродок? Эклс прав. Какая-то сила.
