На этот раз водитель переключился на обычный гудок, забыв о мелодиях, и просто сигналил не переставая. Видимо, думал, что сможет снести меня с мотоцикла звуковыми волнами.
Мой подробный рассказ может создать впечатление, что во время погони я оставался хладнокровным и собранным, но на самом деле я боялся, что в любой момент могу пожалеть о том, что на мне нет подгузника для взрослых.
Какие бы наркотики или напитки ни свели с ума водителя внедорожника, наполнив его кровожадной яростью, у него осталось достаточно соображения, чтобы понять: если он продолжит ехать за мной, то перевернет машину. Заняв среднюю из трех полос, он ликвидировал отставание и собирался перехватить мотоцикл между поворотами моего равнинного слалома.
«Большой пес» модели «Бульдог-нюхач» не предназначался для кросса. Его счастливая диета состояла из бетона и асфальта, и он хотел, чтобы им восхищались за плавные аэродинамические обводы, аэрографию и обилие хрома, а не за прочность и способность уверенно продираться через дикую местность.
Несмотря ни на что, я свернул с дороги. Говорят, нужда — мать изобретений, но она еще и бабка отчаяния. Шоссе возвышалось над уровнем пустыни примерно на два фута, и я съехал с обочины на такой скорости, что мотоцикл на мгновение взлетел, прежде чем приземлиться. От удара моя задница подскочила на сиденье, а ступни выбили дробь на подножках.
Хорошо, что здешняя пустыня представляла собой не россыпь мягких песчаных дюн и мертвых озер с высохшим в порошок илом. При езде по такой поверхности «Большой пес» увяз бы уже через сотню ярдов. Спустя тысячелетия палящего солнца и эрозийных ветров земля практически затвердела: магматические породы, богатые полевыми шпатами, ни единого деревца, кое-где шалфей, мескитовые деревья и прочая чахлая растительность, более сложная для опознания. Полноприводный «Эскалейд», возвышающийся над землей на огромных покрышках и более пригодный для езды по пересеченной местности, чем мой мотоцикл, съехал с шоссе следом за мной. Я рассчитывал найти какой-нибудь разлом или нависающий выступ, выдающийся достаточно сильно, чтобы скрыть меня, или, возможно, неожиданную гряду скал — что угодно, чтобы мой безумный преследователь потерял меня из виду. Потом я бы выключил фары, существенно снизил скорость и, ориентируясь только на свет луны и постоянно петляя, постарался как можно быстрее увеличить расстояние между нами. Со временем я бы нашел укромное местечко, заглушил мотоцикл и стал прислушиваться и ждать.
Внезапно пустыню залил яркий свет. Оглянувшись, я увидел на крыше «Эскалейда» рампу с мощными прожекторами, которые водитель включил только теперь. Пустыня передо мной напоминала сцену из раннего фильма Стивена Спилберга: далекая взлетно-посадочная полоса; взволнованные обаятельные ученые из секретной правительственной организации готовятся приветствовать делегацию добрых инопланетян и их космический корабль-носитель. Однако вместо ученых и инопланетян какой-то выродок с банджо из «Избавления» преследовал меня с самыми дурными намерениями.
В этих резких и далеко бьющих потоках света даже самые мелкие колючки растений отбрасывали длинные чернильно-черные тени. Бледная земля оказалась менее ухабистой, чем я надеялся. На такой открытой равнине найти укромное местечко не легче, чем обнаружить «Макдоналдс» с детской площадкой.
Несмотря на врожденный оптимизм и даже жизнерадостность, бывали случаи вроде этого, когда перед лицом опасности и безысходности мне казалось, что весь мир — это камера смертников и что последний прием пищи и впрямь станет для меня последним.
Я продолжал двигаться на север, вместо того чтобы повернуть обратно к шоссе, уверяя себя, что не умру в этом месте, что найду впереди убежище. Мне суждено умереть примерно в тридцати милях отсюда, в городке Пико Мундо, не сегодня, а завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. К тому же причиной моей смерти станет не «Кадиллак Эскалейд». Мой конец будет вовсе не таким легким, вовсе не настолько быстрым и чистым. Внушив себе слабую надежду, я выпрямился на сиденье и улыбнулся в пасть теплой ночи.
Пока внедорожник нагонял меня, водитель вернулся к запрограммированным сигналам. На этот раз я узнал заглавные ноты «Карма хамелеон» группы «Калчер Клаб», солистом которой был Бой Джордж. Песня показалась мне настолько уместной, что я рассмеялся, и смех воодушевил бы меня, не прозвучи он чуточку безумно.
Я и не рассчитывал, что газовые амортизаторы, прорезиненные подножки и резиновые ручки «Большого пса» внесут столь весомый вклад в езду по бездорожью. Однако еще мне упорно казалось, что я несусь прямиком к какой-нибудь механической поломке, или столкновению с невидимым камнем, из-за которого вылечу из седла, или к гнезду гремучих змей, которые взметнутся в воздух в разгаре спаривания и, шипя, обрушатся мне на голову.
Извечный оптимизм временно отказал.
Я заметил впереди длинный, но пологий склон, ведущий к узкой ленте черноты. Огни «Эскалейда» осветили полосу более высокой земли, которая мерцала, словно мираж. Я не был уверен в том, что вижу: зрелище озадачивало не меньше, чем абстрактная картина из геометрических фигур, выполненная в бледно-бежевом и черном цветах. Однако на случай, если это то, что мне нужно, я прибавил газу.
Пришлось попетлять меж густыми зарослями пампасной травы, полумертвой от нехватки воды. Узкие пятифутовые листья, словно загнутые лезвия, наверняка были достаточно острыми, чтобы порезать меня. Многочисленные пушистые метелки раскачивались, как белые флаги капитуляции.
Преследовавший меня псих явно не состоял в клубе «Сьерра», потому что «Эскалейд» без колебаний пронесся по траве, оставив за собой просеку из сломанных и измочаленных растений. Он быстро меня нагонял.
Беспрерывно повторяющиеся характерные ноты «Карма хамелеон» и рев разогнавшегося двигателя внедорожника стали оглушающими, и я понял, что он, должно быть, совсем близко, футах в десяти позади меня. Я не посмел оглянуться.
На принятие правильного решения оставалось не больше трех-четырех секунд. Я увидел, что мои подозрения насчет местности впереди оправдались, и резко свернул вправо перед самым обрывом.
«Большой пес» вильнул, заднее колесо на миг зависло над краем бездны, прежде чем сцепиться с землей.
Переключилось ли вдруг внимание водителя на местность впереди или он по-прежнему был сосредоточен исключительно на мне — неведомо, но так или иначе масса и инерция «Эскалейда» были слишком большими, чтобы псих успел затормозить, да и до маневренности моего мотоцикла ему было далеко. Когда он пронесся мимо, меня обдало пылью и сухими ошметками пустынных растений. Большой внедорожник сорвался с края ущелья, продолжая громко сигналить «Карма хамелеон» во время своего короткого полета.
Благодаря четырехпоршневым тормозам «Большой пес» мог остановиться на долларе, а то и на десятицентовике. Я поставил его на подножку, слез и замер у обрыва. «Кэдди» летел капотом вниз, словно бомба, и его прожекторы подсвечивали конечный пункт назначения.
За тысячелетия ливневые паводки, ветра Мохаве и сейсмическая активность выточили расселину — примерно тридцати футов шириной наверху, меньше десяти — внизу и около пятидесяти футов глубиной. Рухнувший внедорожник испытал на прочность горную породу на дне расселины, и та одержала верх. Последняя нота мелодии «Калчер Клаб» прозвучала за мгновение до того, как до меня донесся звук удара. Прожекторы погасли. В неожиданно воцарившейся темноте внедорожник развалился на куски, обломки загремели по камням.
