Салават кошкой взлетел на верх ворот и, сделав выход силой, тут же исчез за ними. Через двадцать секунд ворота распахнусь, и Удав с Мишей ворвались вовнутрь, расходясь «крючком» и контролируя подступы к воротам. Салават, быстро облачившийся в «лифчик», вместе с Динго пристроились каждый к своей паре.
– Это Удав. Калитка наша.
– Вперед.
Ромео услышал, как сзади подходят подгруппы Самума и Руссо. Построившись в три штурмовые колонны, офицеры начали движение к центру деревни.
Ночь на 20 июня 1755 года. Монокаси. Капитан 3-го ранга Хасим Хасханов, позывной «Самум»
Пока все шло по плану. Группы зачистили ратушу и тюрьму, из которой приволокли полусонного, заполошного и перепуганного насмерть сидельца, не понимавшего, что происходит, и пытавшегося на чистом немецком языке прояснить ситуацию. Сидельца оставили Руссо, который занял круговую оборону на площади и удерживал периметр, пока Самум с Удавом пошли наносить визит вежливости местному бургомистру, судье, а также всем бундесовским олигархам. По дороге Хас в уме напевал: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…» Все-таки Винни-Пух не зря мед свой ел, знал, зараза, когда в гости ходить надо…
Зачистки домов прошли без эксцессов, если не считать тумаков, зуботычин и нескольких трупов местных немецких аборигенов. Хас, имевший ассоциативное мышление, в мозгу крутил фразу из мегапопулярного когда-то фильма: «Вы нам, гады, еще за Севастополь ответите…»
За Севас, кстати, предъявить можно было бы. Один из дедушек Хаса, воевавший в морской пехоте в Великую Отечественную, а затем и в Японскую, за Севас предъявлял фрицам аж до самой Праги.
Вскоре подгруппы возвратились, ведя на поводу четырех бедолаг: означенных мэра и судью, а также господ Меркеля и Клингбайля. Меркель, кстати, комплекцией и обрюзглостью лица очень был похож на свою однофамилицу-канцлера начала двадцать первого века, за исключением кое-каких природных отличий, которые, впрочем, в Германии этого самого двадцать первого веке большой роли уже не играли.
Убедившись, что все прошло тихо и гладко, Самум дал команду на отход, и подгруппы рысью понеслись к выходу из деревни. На память о ночном визите остались дорожки из черного пороха между домами и расчекованная ЗМГ
[111].
Глава 8
Медвежьи горы
22 июня 1755 года. Медвежьи горы. Джонатан Оделл, врач, а теперь и воин
Три дня назад мы пришли в это прекрасное место. Ровная долина, по которой протекал прохладный ручей с весьма вкусной водой. Слева и справа от нас – пологие, поросшие сначала кустарником, а затем и высокими тсугами, склоны. Ягоды, грибы, рыба, а из леса индейцы принесли уже двух оленей. И, как и было обещано, мир и спокойствие – как мне объяснил один из индейцев, который немного говорил по-английски, в этих местах белые бывают очень редко, а индейцы свято чтут неписаный закон – в Медвежьих горах даже злейшие враги друг на друга нападать не будут.
Я опасался поначалу, что от воды начнутся проблемы с пищеварением, либо кто-нибудь подхватит какую-либо инфекцию, но и индейцы, и русские просто лучились здоровьем, и даже раненые поправлялись быстрее, чем я ожидал. И это несмотря на то, что на второй день индейцы объявили всеобщую помывку. Каждому врачу известно, что купание должно проходить лишь в теплой, специально подогретой воде, и не чаще чем раз в неделю, хотя многие специалисты настаивают, что и это – слишком часто и плохо влияет на организм. Но когда я это высказал русскому врачу, тот поднял меня на смех, и я сдался. Ведь русские уже не раз показали, насколько больше они знают о медицине, чем я.
Индейцы отошли ниже по течению ручья, туда, где бобры (здесь они, как ни странно, еще встречаются!) соорудили запруду, и там образовался пруд диаметром футов в тридцать. На моих глазах краснокожие все разделись догола – мужчины и женщины вместе! – и по нескольку человек натирались золой от вчерашнего костра, а затем прыгали в воду и тщательно омывались. Потом женщины шли ниже по реке, по ту сторону бобровой плотины, и занимались стиркой для себя и для своих близких.
Меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся и увидел индианку лет, наверное, восемнадцати, которая с робкой улыбкой показывала мне на прудик. Она мне показалась знакомой, а когда я увидел свежий шрам на ее правом боку, вспомнил – она была ранена во время памятного боя у Аткваначуке, и именно мне пришлось эту рану зашивать. Еще тогда меня поразила ее красота, а сейчас при ее виде у меня быстрее забилось сердце, и я решился. Раздевшись (но все-таки обмотав чресла какой-то тряпкой), я побежал вместе с ней к вчерашнему костру, намазался золой и побежал в прогретую воду небольшого водоема. Затем девушка забрала мою одежду и пошла вместе со своими товарками вниз по реке.
Надо сказать, что так хорошо я себя давно уже не чувствовал – тело мое обрело необычайную легкость, а душа… Никогда бы не подумал, что мне будет так хорошо после купания с девушкой, с которой у меня даже не было общего языка.
После индейцев их примеру последовали русские. Делали они это попарно, пока другие дежурили у своего смертоносного оружия. Да, подумал я, они прямо как Фомы неверующие – всем известно, что никто на нас не нападет, а они чего-то опасаются. Причем в таком замечательном месте, в котором я был лишь второй день, но где я был бы готов остаться вечно (особенно, хоть я и боялся себе в этом признаться, с прекрасной девой). Но, как мне объяснили, согласно тому же неписаному закону провести здесь можно не более одной луны в год. Более того, если сюда придут мои сородичи-англичане, то нам всем придет конец. Ну, пусть не всем – меня они, наверное, не тронут, – но для меня сасквеханноки и русские стали уже намного более своими, чем Брэддок и его люди.
Но пока бояться, как мне казалось, было нечего. Чтобы успокоить русских, в первый же день после нашего прихода сасквеханноки выслали разведку и вроде даже встретили каких-то индейцев, но те, судя по всему, испугались (почему, собственно, ведь здесь территория мира?) и не вступили в контакт. Зато с тех пор два раза в день, утром и вечером, в лес уходили охотничьи партии, и они ни разу никого не обнаружили, кроме вышеупомянутых оленей и прочей живности. Но русские до сих пор вместо отдыха бдят днем и ночью. Конечно, они военные, им положено никому не доверять. Но это зря – я бы на их месте отдохнул, ведь любой врач (и я в том числе) вам скажет, что труд должен перемежаться отдыхом. Так нам заповедовал и Всевышний – как минимум один день в неделю каждый должен отдыхать, ибо сам Господь на седьмой день творения так и поступил.
Вчера, на третий день нашего пребывания здесь, к вечеру немного посвежело, небо заволокло облаками, но дождя не было. А сегодня с утра я почувствовал, как меня заботливо накрыли медвежьей шкурой. Я чуть приоткрыл глаза и увидел бесшумно удаляющийся стан прекрасной девушки. Лица ее я не увидел, но почему-то я был уверен, что это была та самая, которую я лечил, носившая имя лесного зверька, и которая уже стала мне так дорога. И я вновь заснул со счастливой улыбкой на лице.
