Перед мысленным взором Блу Адам вдавил кулак в штукатурку. Очень осторожно. Хотя каждый мускул был напряжен и желал разбить эту стенку вдребезги.
Блу сказала:
– Посмотри туда.
Ганси проследил ее взгляд. С одной стороны дороги вдруг сделалось пусто, и вдруг они увидели, что, оказывается, узкая гравиевая дорога, по которой они ехали, лепилась к склону горы, извиваясь, как серпантин. Вся долина внезапно распахнулась внизу. Хотя в небе уже появились сотни звезд, оно еще было темно-синего цвета – причудливый каприз художника-идеалиста. Впрочем, горы по обе стороны долины, в отличие от неба, были черными. Темными, холодными, молчаливыми. А у их подножия лежала Генриетта, испещренная белыми и желтыми огоньками.
Ганси позволил «кабану» приостановиться и нажал на тормоз. Оба посмотрели в окно со стороны водителя.
Это была жестокая и тихая красота, которая не позволяет человеку восхищаться ею. Она всегда лишь причиняет боль.
Ганси вздохнул – тихо, чуть слышно, рвано, словно пытаясь сдержаться. Блу перевела взгляд с окна на него. Она наблюдала за тем, как наблюдал он. Ганси своим излюбленным жестом прижал большой палец к нижней губе и сглотнул. Блу подумала, что чувствовала себя так, когда смотрела на звезды. Когда бродила в Кабесуотере.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Он ответил не сразу. А потом, заговорив, продолжал смотреть в бездну.
– Я объездил весь мир. Каждый год я бывал более чем в одной стране. Европа, Южная Америка… самые высокие горы, самые широкие реки, самые красивые деревни. Я говорю это не для того, чтобы похвастаться. Я говорю это просто потому, что пытаюсь понять, каким образом, повидав столько мест, я нашел лишь одно, которое кажется мне домом. Только здесь я чувствую себя хорошо. И поскольку я хочу выяснить, действительно ли я принадлежу Генриетте и в чем…
– …тебе больно, – договорила Блу.
Ганси повернулся к девушке, и глаза у него сверкнули. Он молча кивнул.
«Почему, – мучительно подумала она, – почему это не мог быть Адам?»
Она сказала:
– Если выяснишь, поделишься со мной?
«Он умрет, Блу, не надо…»
– Не знаю, суждено ли нам это выяснить, – ответил Ганси.
– О, мы выясним, – сказала Блу яростно, пытаясь подавить зародившееся в ней чувство. – Если не ты, то я.
Ганси спросил:
– Если узнаешь первой, скажешь мне?
– Естественно.
– Джейн, в этом свете… – начал он. – Ты… Господи. Боже мой. Надо привести голову в порядок.
Он резко распахнул дверцу и вылез, ухватившись за крышу, чтобы побыстрее выбраться. Ганси обошел машину сзади, теребя рукой волосы.
Стало тихо. Блу слышала гудение ночных насекомых, пение лягушек, медленное щебетание птиц, которым не стоило высовываться. Остывающий мотор то и дело издавал легкий шум, похожий на дыхание. Ганси не возвращался.
Не сразу нашарив в темноте ручку, она тоже открыла дверь. Ганси стоял, прислонившись к заднему бамперу и скрестив руки на груди.
– Прости, – сказал он, не глядя на Блу, когда она прислонилась к машине рядом с ним. – Это было грубо.
Блу придумала сразу несколько фраз в качестве ответа, но ни одной из них не смогла выговорить вслух. Она чувствовала себя так, как будто в ней поселилась ночная птица, которая ворочалась и трепыхалась каждый раз, когда Блу дышала.
«Он умрет, это будет больно…»
Но она притронулась к его шее, в том месте, где ровно подстриженные волосы касались воротника рубашки. Ганси не двигался. Кожа у него была горячая, и Блу ощущала слабое, очень слабое биение пульса у себя под пальцем. С Ганси было совсем не так, как с Адамом. Ей не приходилось думать, что делать. Руки сами всё знали. Так она ДОЛЖНА была чувствовать себя с Адамом. Не столько разыгрывание роли, сколько заранее определенный вывод…
Ганси закрыл глаза и подался к ней – чуть-чуть, – так что ладонь девушки плоско легла на его шею, а пальцы растопырились от уха до плеча.
Блу почувствовала, что меняется. «Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь».
Он поднял ее руку – осторожно и торжественно, как в танце. И поднес к губам.
Девушка застыла. Замерла. Сердце у нее не билось. Она не моргала. Не могла сказать «не целуй меня». Не могла даже сказать «нет».
Ганси просто прислонился щекой и краем губ к костяшкам ее пальцев, а потом вернул руку Блу на место.
– Я помню, – сказал он. – Не буду.
Кожа у нее горела от прикосновения его губ. Бьющееся, как птица, сердце всё дрожало и дрожало.
– Спасибо, что запомнил.
Он окинул взглядом долину.
– Ох, Джейн.
– «Ох, Джейн» – что?
– Адам не хотел, чтобы я это делал, да? В тот вечер, в «Нино», он просил меня не подзывать тебя к нашему столику, даже не пытаться. Мне пришлось уговаривать его. А потом я выставил себя таким идиотом… – Ганси повернулся к ней. – Что ты думаешь?
Блу посмотрела на него.
«Что я встречалась не с тем. Что сегодня я без всякой причины погубила Адама. Что я вовсе не такая благоразумная…»
– Я подумала, что ты придурок.
Ганси любезно произнес:
– Спасибо за прошедшее время.
И добавил:
– Я не могу… мы не можем так с ним поступить.
В ее душе шевельнулось нечто зазубренное.
– Я не вещь, которой можно владеть.
– Нет. Господи. Ну конечно нет. Но ты же понимаешь, что я имею в виду.
Она понимала. И он был прав. Они не могли поступить так с Адамом. В любом случае Блу не следовало поступать так с собой. Ее груди, губам и голове это не принесло пользы.
– Жаль, что тебя нельзя поцеловать, – продолжал Ганси. – Потому что я бы попросил лишь об одном поцелуе. Под вот этим всем… – он помахал рукой, указывая на звезды. – И мы бы никогда больше об этом не говорили.
Они могли поставить точку.
«Я хочу чего-то большего».
Блу ответила:
– Давай притворимся. Всего разок. И больше никогда не будем об этом говорить.
Каким странным, изменчивым человеком был Ганси. Тот Ганси, который повернулся к ней теперь, совершенно не напоминал того высокомерного юношу, которого она некогда встретила. Без всяких колебаний Блу обвила его шею руками. Кем она была? Девушка как будто вышла за рамки собственного тела. Поднялась выше звезд. Ганси наклонил голову – сердце Блу вновь начало кружиться – и прижался щекой к ее щеке. Он не коснулся губами ее кожи, но Блу чувствовала на лице горячее и неровное дыхание. Губы Блу были так близко к подбородку Ганси, что она даже ощущала на нем пробивающуюся щетину. Мята, воспоминания, прошлое и будущее… девушке казалось, что она уже делала это когда-то – и ей не терпелось повторить.
