– Мне пора, – сказала Каммингс.
Она пожала Френсис руку:
– Я сделаю все, что в моих силах, но, пожалуйста, не слишком себя обнадеживайте. Я боюсь, что не все, о чем вы вспомнили, может быть принято во внимание… Но мы еще посмотрим. Если у меня будет что сообщить, я сразу же дам вам знать.
– Спасибо, сержант, – сказала Френсис. – Спасибо за помощь.
Когда Каммингс ушла, Пэм крепко обняла Френсис, но так и не смогла произнести ни слова. Она улыбнулась, в глазах у нее стояли слезы; на мгновение коснувшись лица Френсис рукой, Пэм молча вышла в сад.
– Это слишком тяжело для нее, – сказал Оуэн. – Это невыносимо для любого. Как ты? – Он взял руки Френсис и прижал их к своей груди.
– Не знаю, – честно призналась Френсис. – Как там говорится в старой поговорке: неведение – благо? Ну, я думаю, что это не так. Я действительно чувствую себя лучше, чем раньше, несмотря на то что… как же все это ужасно!
– Мне очень не хочется уходить, но мне нужно поговорить с мамой. Кэрис в таком состоянии…
– Да, я понимаю. Конечно, ты должен идти, – сказала Френсис.
– Мне очень жаль, Френсис. Мне так стыдно за все это…
– Здесь нет твоей вины… – Френсис запнулась. – Когда же я увижу тебя снова? – спросила она.
Оуэн закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу. Он долго не отвечал.
– Скоро, – наконец произнес он, и Френсис поняла, что это означает: я не знаю.
С этого момента всякий раз, когда они будут расставаться, ей не дано будет знать, когда она увидит его снова – когда сможет поговорить с ним или прикоснуться к нему. Френсис с трудом сдерживала слезы.
– Хорошо, – сказала она отрывисто.
Френсис смотрела вслед Оуэну, пока его долговязая фигура не скрылась из виду, а затем медленно пошла обратно в сад, с каждым шагом все дальше удаляясь от него. Ночь, которую они провели вместе, – хрупкий мираж жизни, которую они могли бы прожить вместе, – казалась ей теперь собственной выдумкой. От этого ей было нестерпимо тягостно. Пэм неподвижно стояла посреди сада, обратив лицо к солнцу. Она повернулась и попыталась улыбнуться, когда подошла Френсис. Девушка обняла ее и разрыдалась.
– Ох, Пэм!
– Моя дорогая девочка…
– Пэм… Я не могу дышать! Сердце мое разбито!
– Ну-ну, тише! – Пэм крепко обняла ее.
– Я этого не вынесу!
– Конечно вынесешь. Как же иначе?
Через некоторое время Пэм немного отстранилась от Френсис и посмотрела на нее с выражением глубокой печали на лице.
– Френсис, дорогая, крепись, – сказала она, вынимая носовой платок и вытирая лицо племянницы.
– Что же мне нужно сделать? Что я могу сделать?
Пэм покачала головой:
– О, боюсь, ты ничего не можешь сделать, моя дорогая. Некоторые вещи не исчезают волшебным образом сами собой только потому, что мы не в состоянии их вынести. Поверь мне, я знаю. – Она грустно улыбнулась. – Но ты будешь жить дальше и переживешь это, потому что другого выхода у тебя нет.
* * *
Поздним вечером Френсис пила какао, почти не чувствуя вкуса, под болтовню радиоприемника. Она вспомнила ту ночь, когда была первая бомбежка, – десять дней назад, хотя теперь ей казалось, что прошло сто лет. Вспомнила, как горе и стыд, которые она испытала из-за потери Дэви, отбросили ее на двадцать четыре года назад, когда она переживала похожие чувства. С тех пор все изменилось. Она с трудом уже могла вспомнить, каково это – не знать всей правды, не ведать своей роли во всем этом, не сознавать, что всю жизнь она была влюблена лишь в Оуэна. Эта новая версия самой себя была для нее чужой. Ее воспоминания, ее вина и то, что она пережила, – все это принадлежало прежней Френсис. Так много было потеряно и так много найдено. Возможно, сейчас ей стало лучше, но она не чувствовала, что может стать счастливой. Без Оуэна.
Френсис представила, как Иоганнес прячется в шкафу в последние часы своей свободы, вырезает свое имя на доске, чтобы доказать – что? Что он вообще существовал? Она представила момент, когда его обнаружили, и как он осознал, что его предали… По крайней мере, теперь она могла хоть что-то сделать для него – пусть немного, но хоть что-то… Телеграмма, которую принес почтальон, вывела ее из задумчивости. Послание было от Оуэна, и Френсис прочла его три раза, не сразу осознав смысл: «Клайв умер сегодня в 6 вечера. Кэрис была рядом с ним».
12
Пятница
Двенадцатый день после бомбардировок
За Френсис все же осталась ее работа, и после утренней смены она отправилась в библиотеку. Несколько часов она корпела над огромным атласом, изучала туристические карты и путеводители по Европе, какие только могла найти. В то же время она пыталась вспомнить все, что Иоганнес рассказывал им о Летнем Дожде: это место находилось где-то далеко на востоке, загадочные лесистые холмы подступали к южной окраине деревни, в лесах водилось много волков и в деревне каждый второй был охотником. На севере была река, замерзающая зимой. Магазин игрушек. Древний замок, а на площади перед церковью – старинный фонтан с каменными фигурами фантастических существ, извергающих воду. Она знала, что это место находилось в Австрии, а не в Германии, и помнила, что Иоганнес называл его Летним Дождем. Френсис поискала словосочетание «летний дождь» в старом, выцветшем немецком словаре, но решила, что это название не является прямым переводом, потому что на немецком языке оно звучало совсем по-другому.
Френсис склонилась над столом и, водя пальцем по карте, читала название за названием, пока глаза не перестали фокусироваться и не заломило спину. И наконец, когда библиотекарша многозначительно кашлянула в третий раз, Френсис замерла: вот то, что она искала! Деревня в восточной части Австрии, на одинаковом расстоянии как от Братиславы, так и от Вены, расположенная у подножия лесистого отрога Альп, Лейта-Маунтинс, на севере обращенная к реке Лейте. Как было сказано в описании, в деревне имелись замок, и прекрасная старая церковь Сент-Мариен, и средневековый фонтан перед ней. Название деревни происходило от названия церкви Сент-Мариен, по прошествии веков обратившееся в Саммерейн – «летний дождь», как это звучало на английском. Френсис глубоко вздохнула и устало откинулась назад, продолжая держать палец на карте. Она посмотрела на библиотекаршу и улыбнулась.
– Я бы хотела взять вот это, – сказала она, протягивая путеводитель.
– Только для использования в читальном зале, – сухо ответила библиотекарша. – Мы уже закрываемся.
– Хорошо. Тогда увидимся завтра.
Она рассказала о том, что узнала, Пэм, когда они сели после ужина послушать радио.
– А ты уверена, что это именно то самое место? – спросила Пэм, макая печенье в чай; Пес с тоской следил за ее манипуляциями.
