Это была не просьба, а приказ. Френсис прекрасно понимала разницу, и ее охватила паника. И что, теперь она должна была рассказать ему о лепрозории и об Иоганнесе? Разве она могла ослушаться или солгать полицейскому? Френсис не знала точно, можно ли отправить за это в тюрьму, но это казалось ей вполне вероятным.
– Я не знаю, – сказала она с несчастным видом, снова кусая большой палец и чувствуя вкус крови.
Полицейский часто заморгал, глядя на нее, потом перевел взгляд на мать Френсис. Та тоже выглядела немного растерянной.
– Все в порядке, Френсис, – принялась успокаивать ее мать. – С тобой ничего плохого не случится. Просто скажи этому симпатичному человеку, куда вы с Вин чаще всего ходите. – Голос матери прозвучал испуганно. – Например, в парк на вершине утеса. Тебе ведь нравится там гулять, правда?
Френсис кивнула и стала перечислять все те места, которые приходили ей в голову, – места, которые не были связаны с лепрозорием. Ферма «Топкомб», кладбище Смоллкомб, Глубокий шлюз, пристань, закусочная в Уидкомбе. Полицейский записывал все, что она говорила, и Френсис не могла понять, помогает ли она Вин, или самой себе, или миссис Хьюз, или Иоганнесу, или вообще никому не помогает. Она понятия не имела, что делать, что вообще происходит или, скорее всего, еще произойдет. Когда она закончила, полицейский уставился на нее своими холодными голубыми глазами.
– Бронвин когда-нибудь говорила о побеге из дома? Вы обсуждали это? Может быть, была такая игра? – спросил он.
Френсис отрицательно покачала головой. Уплыть в Летний Дождь – да, но о побеге из дома и речи не могло быть. Вин бы так не поступила. Френсис в этом не сомневалась. Во всяком случае, она захватила бы ее с собой.
– Нет. Вин никогда не сбежала бы из дома, – ответила она.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул полицейский. – Итак, Френсис, надеюсь, ты понимаешь, насколько это важно. Нам нужно найти Бронвин. Она еще не настолько взрослая, чтобы жить самостоятельно, какой бы взрослой ты ее ни считала. Ее надо найти, чтобы никто не причинил ей вреда. Понимаешь? Ну вот и хорошо.
Он встал.
– Так, значит, ты больше не можешь припомнить никаких других мест, где она могла бы спрятаться?
Он внимательно посмотрел на Френсис сверху вниз; огромного роста и в мундире, вид он имел устрашающий. Френсис заерзала на месте в мучительной нерешительности, а потом разрыдалась. Подбежала мать и опустилась перед ней на колени.
– В чем дело, Френсис? Ох, только скажи! Где это? – спросила она.
– Я не могу, потому что это секрет! – выпалила Френсис и тут же пожалела об этом.
Полицейский еще с полчаса убеждал ее все рассказать, угрожал и уговаривал, но она так и не решилась… Это было уже слишком. Она не могла ни о чем думать и просто плакала, и чем больше плакала, тем сильнее болела голова и тем легче было вообще не слушать полицейского. В конце концов мать отослала его и уложила Френсис спать, как маленького ребенка. Когда Френсис проснулась, казалось, все должно было каким-то образом встать на свои места. Но все по-прежнему было таким же неправильным, как и накануне. Это было похоже на затянувшуюся игру, участники которой вели себя совсем не так, как того требовали правила, и жизнь больше не была такой, какой она должна была быть. Холлоуэй бурлил, и соседи то и дело заглядывали переброситься словом с матерью. Френсис подслушивала за дверью кухни.
– …По-прежнему ничего. Как можно в чем-то винить бедняжку, когда ее отец…
– Линда, сейчас мы ничего еще не знаем…
– И тебе до сих пор не удалось разговорить Френсис?
– Ну, я не могу отправиться на поиски вместе со всеми, я должна оставаться тут, с Френсис, – раздраженно сказала мать одному из посетителей.
– Весь район вышел на поиски. Один из членов ее семьи всегда остается дома на случай, если она там появится. Они дежурят по очереди.
– Ну, она же не может просто взять да объявиться, когда уже столько времени прошло! Ее похитили – такая хорошенькая крошка. Я буду держать свою Кэти взаперти, пока они не поймают этого человека, вот что я тебе скажу…
Через некоторое время Френсис уже не могла больше это слушать.
– Ты ведь знаешь, где она, да? – спросил у нее Кит, когда они легли спать. – Если ты знаешь, то должна сказать. Не будь идиоткой, Френсис. Если она прячется где-то, чтобы привлечь к себе внимание, то у нее будут большие неприятности, когда ее найдут. И у тебя тоже будут неприятности, потому что ты ничего не сказала.
Френсис не сомкнула глаз. Утром она попросила разрешения выйти и помочь в поисках Вин.
– Уже нет никакой надежды, – ответила мать, от расстройства не находившая себе места.
– Но она же моя подруга…
Френсис снова заплакала, глаза у нее все время были красные и опухшие. Мать присела перед ней на корточки и взяла ее за руки.
– Ты останешься здесь со мной и Китом. Если хочешь помочь, можешь рассказать мне про ваш секрет. Пожалуйста, Френсис.
Ее глаза сверлили Френсис до тех пор, пока та наконец не вырвалась из рук матери; всхлипывая, Френсис бросилась за дверь, не обращая внимания на крики, раздававшиеся ей вслед. Она хотела пойти в лепрозорий и спросить Иоганнеса, не видел ли он Вин, но не осмелилась – вокруг было слишком много людей. Френсис была уверена, что за каждым ее шагом следят, и знала, что у нее не так уж много времени. Поэтому она поднялась по лестнице Иакова на вершину Бичен-Клифф, но долго там не задерживалась, потому что знала, что Вин здесь нет. Затем пошла на кладбище Смоллкомб, а потом к Глубокому шлюзу, но мысль о том, что Вин она не найдет, преследовала ее повсюду.
Наконец Френсис отправилась к дому Вин и прокралась на задний двор. Она чувствовала, что это ужасно неправильно – явиться сюда без Вин. Она по-прежнему боялась мистера Хьюза и Кэрис, но ее новый невыносимый страх был гораздо сильнее и затмевал все остальное. Френсис заглянула в зловонные уборные и угольный сарай, а потом в прачечную, где все выглядело как-то неправильно, даже пол. И тут она услышала голос снаружи и замерла.
– Вин? Вин? – Торопливые шаги приближались. – Винни, это ты? Ох и получишь ты взбучку от своего папаши! Ты заставила нас так волноваться!
Миссис Хьюз появилась в дверях прачечной, ее лицо лучилось светом, который тут же погас, когда она увидела Френсис. Она вздохнула, и в глазах ее заблестели слезы.
– Ох, иди домой, Френсис! Тебе здесь не место, – сказала она и отвернулась.
Дрожа всем телом, Френсис ушла. Она не хотела, чтобы миссис Хьюз видела ее. Она не хотела, чтобы ее вообще кто-нибудь видел. Она хотела исчезнуть, как и Вин.
На третий день Френсис почувствовала себя уставшей и одинокой; казалось, что между ней и всем остальным миром выросла стена, которая отделяла ее от других людей. Френсис размышляла: эта стена появилась потому, что она больше не могла ни с кем говорить, или, наоборот, она не может говорить из-за стены? Френсис чувствовала себя разбитой, но никак не могла заснуть. Полицейский приходил снова и уговаривал, чтобы она рассказала все, что знает, так как это крайне важно. Он сказал, что от этого, возможно, зависит жизнь Вин. И тогда Френсис поняла, что если Вин вообще не вернется домой, то останутся они подругами или нет, уже не будет иметь никакого значения. Кроме того, если никто, включая Френсис, не будет ходить в лепрозорий, то у Иоганнеса не будет еды. Поэтому она рассказала полицейскому о лепрозории, и в тот момент ей показалось, что внутри у нее что-то словно оборвалось. Когда полицейский вернулся позже, еще более мрачный, чем обычно, и спросил, знает ли она, кто живет в лепрозории и куда он мог подеваться, Френсис сдалась. Она рассказала, что Иоганнес не мог никуда уйти и, вероятно, находится в своем тайном убежище. Она описала, где оно находится, и постаралась тут же забыть об этом. И тогда наконец ее оставили в покое.
