– Нет. Не смей снова взваливать все это на свои плечи.
– Но ведь это правда.
– Нет, не правда. Все, что мы сделали… это самое лучшее, что мы могли сделать. Если бы мы правильно поговорили тогда, много лет назад, все сложилось бы иначе. Но мы этого не сделали, так что имеем то, что есть.
Его слова прозвучали так холодно и устало, что Френсис отодвинулась, опустив ноги на пол.
– Ты не знаешь, когда вернется Мэгги?
– Нет, я… Она не сказала.
– Я могу… снова прийти сегодня… позже.
– Не уходи. – Он взял ее за руку. – Не уходи вообще – почему ты уходишь?
– Я должна… Я должна разобраться со всем этим.
– Как ты можешь разобраться, Френсис, спустя столько времени? Я просто не могу видеть, как ты мучаешь себя!
– Но я должна попытаться! Или я сойду с ума! Мне необходимо… Пожалуйста, Оуэн… Я просто не могу больше так жить.
Она знала, что как только уйдет, их идеальный, остановившийся во времени мирок исчезнет. Он уже и сейчас почти разваливался. Оуэн молчал, и она поняла, что он тоже это знает.
– А что, если… – наконец сказал он. – Что, если тебе лучше ничего не знать?
– Нет. Что бы там ни было… – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Что бы там ни было, мне нужно знать.
– Тогда я пойду с тобой, – сказал он, садясь рядом. – Куда ты, туда и я.
– Нет. Я… Мне нужно побыть одной.
– Ну хорошо, – произнес он с обидой в голосе. – Тогда возвращайся, когда сможешь, и как можно скорее. Сегодня я никуда не пойду, буду ждать тебя здесь. Ты должна вернуться.
– Я вернусь, – сказала она.
* * *
Френсис едва замечала мелькавшие по пути знакомые улицы. Она машинально пересекла кладбище при часовне Магдалины, перелезла через ограду и спрыгнула во двор лепрозория. На земле было обычное месиво из мульчи и мусора, а вдоль конька крыши расселась настороженная стайка скворцов. Френсис немного постояла в узком пространстве заднего двора, где были найдены одежда и обувь Вин, всего в нескольких футах от покосившегося навеса над черным входом. Может быть, Вин пыталась проникнуть внутрь, чтобы спрятаться? Или же, наоборот, выбежала из лепрозория, чтобы спастись? Френсис не осмеливалась приходить сюда в течение нескольких дней после исчезновения Вин. Ей не разрешили принимать участие в поисках, но в какой-то момент, несмотря на запрет, она все же отправилась искать подругу. Заглянули под каждый камень. Френсис закрыла глаза: свет, медленно пронзающий тьму, солнце припекает спину, запах крапивы и парализующий страх. Вернись!
Ей казалось, что она путешествует во времени или время попросту остановилось, а все, что произошло с тех пор, было сном – или, наоборот, ее счастливое детство являлось только плодом воображения. Френсис чувствовала, что земля у нее под ногами очень зыбкая. Такое уже было, когда обнаружились останки Вин; ей казалось тогда, что она стоит на тоненькой корочке, которая в любой момент может подломиться, и под ней окажется пустое пространство, темное, как смерть. Френсис боролась с нарастающей паникой, той паникой, которая была вызвана известием о том, что Вин пропала и что Иоганнеса обнаружили. В душе у нее поднимались призраки прошлого, и они были достаточно сильны, чтобы одолеть реальность. Они заставляли ее молчать тогда и потом – все эти годы. Френсис изо всех сил старалась сохранить спокойствие и ясность ума. Стиснув зубы, она толкнула заднюю дверь.
Теперь, при дневном свете, она видела это место по-другому, как бы более отчетливо, не отвлекаясь на Оуэна и свои отчаянные поиски Дэви. Здание продолжало неуклонно разрушаться за время ее долгого отсутствия – вьюнок и плющ жадно пробивались сквозь трещины в полу, повсюду лежали осколки рассыпавшегося камня и пыль; в углу пристройки росла буддлея, а стена за ней зеленела мхом.
Обрывки газет и мусора чуть не заставили ее вскрикнуть, но она сообразила, что их просто нанесло ветром и они не имели никакого отношения к Иоганнесу. Снаружи доносился галдеж грачей, которые облюбовали ветви Иудиного дерева. Френсис заметила скелет птицы в камине – клюв был раскрыт в безмолвном крике. В комнате, где прятался Иоганнес и где они нашли Дэви, Френсис обнаружила доску, на которой Иоганнес вырезал свое имя. Она подняла ее и села на пол, прислонившись спиной к стене. Иоганнес Никлас Эбнер.
Френсис пробежала пальцами по надписи. Это было единственным доказательством того, что он когда-либо существовал, не считая зернистой картинки в газете.
– О Иоганнес, – выдохнула она. – Это был ты?
Френсис попыталась представить себе причины, по которым Вин могла приходить к Иоганнесу без нее. Потому что ей нравилось верховодить? Или она хотела иногда проявлять самостоятельность? Она была в тот день совсем другой – сердитой и рассеянной. Френсис вспомнила свои собственные тревоги и то, как ей начали сниться кошмары. Она вспомнила день, проведенный в Уорли-Вейр, когда кто-то сильно напугал ее. Так сильно, что разум поспешил похоронить воспоминания о том, кто это был и что он сделал. Точно так же были похоронены воспоминания о том, как она отвергла Вин в день ее исчезновения. Френсис нахмурилась. Было ли что-то еще в ее последней встрече с Вин? Что-то, что осталось запрятано в памяти? В тот момент Френсис чувствовала себя оторванной от Вин, как будто что-то встало между ними. И теперь она припоминала, какая безумная печаль овладела ею из-за этого.
– Что это было, Вин? – прошептала она. – Что же случилось с тобой?
Френсис не понимала, что могло произойти между Вин и Иоганнесом, когда Вин пришла в лепрозорий одна. Если он выходил на улицу – а он должен был выходить за водой, если Вин рассказала ему, где она живет, если она угрожала или пыталась запугать, пытаясь подвигнуть его к осуществлению своих планов относительно его возвращения домой и последующей их женитьбы, – то, значит… Слезы жгли ей глаза, потому что не только место, где было найдено тело Вин, убеждало ее в невиновности Иоганнеса; его невиновность до сих пор была чем-то неоспоримым, что она осознавала всю свою жизнь. Это было частью ее самой, такой же твердой и неотделимой, как ее кости. Заглянули под каждый камень. Вот тут Вин и была найдена… Тогда Френсис безотчетно попросила полицейского сфотографировать это место с нескольких ракурсов, чтобы она могла сориентироваться. Она знала это место. Она уже много раз стояла на этом самом месте раньше.
Френсис подумала о враждебности Кэрис и о том, как та всегда уклонялась от вопросов о своей младшей сестре – вспыхивая гневом, напиваясь, выбегая из дома и хлопая дверью. Она вспомнила, как Оуэн сказал «я знаю», когда Френсис заявила о невиновности Иоганнеса. Потом он дал задний ход, но она хорошо помнила выражение его лица. На нем были написаны печаль и страх. Как будто он всегда это знал. «Мы сделали все, что могли», – сказал он ей всего несколько часов назад. Неужели он имел в виду что-то еще, кроме их собственной неспособность быть откровенными друг с другом?
