– Я не знаю! – Вин уставилась на него, сверкая глазами от гнева.
– Я не могу вернуться! Я не могу! – Он повторял эти слова снова и снова.
Френсис побежала наверх, выглянула из окна на Холлоуэй и увидела Оуэна, который с сосредоточенным видом пинал мяч о стену лепрозория, погруженный в свою игру. После очередного, но, судя по всему, особенно удачного и сильного удара он поднял кулаки и потряс ими в воображаемом триумфе. Отдышавшись, Френсис осторожно спустилась вниз, где Иоганнес уже забился в угол и, съежившись, закрыл голову руками. Френсис заметила, что он дрожит как осиновый лист. Раньше она никогда не видела подобного, и ей было очень жаль Иоганнеса. На языке у нее еще чувствовался металлический привкус крови, но Френсис простила его.
– Все в порядке, – попыталась она успокоить Иоганнеса; при звуке ее голоса он вздрогнул и забормотал какие-то незнакомые слова.
Френсис испуганно попятилась, не зная, что делать.
– Вин! – позвала она.
Вин уже вышла на улицу, но вернулась к двери и пристально взглянула на Иоганнеса, потом на Френсис. На лице ее отразилось тревожное раздумье.
– Пойдем, Френсис, – прошептала она.
И этого было достаточно, чтобы Иоганнес заплакал. Мяч Оуэна в очередной раз ударился о стену. Френсис мысленно молилась, чтобы стук прекратился.
– Это всего лишь Оуэн, он играет с мячом, – сказала Френсис. – Может, мне просто пойти и сказать ему, чтобы он перестал? Я уверена, что он…
– Нет, Френсис! – В голосе Вин прозвучала твердость. – Мы никому не можем признаться, что ходим сюда, даже Оуэну. Он расскажет своим друзьям, и потом узнают все.
Она снова настороженно взглянула на Иоганнеса:
– Давай просто уйдем.
– Но… разве нам не следует помочь ему? – спросила Френсис.
– Мы не можем ему помочь, не можем, пока он в таком состоянии. Так что нам лучше уйти.
Френсис подумала, что в семье Вин мужчины, расстроившись, совершают непредсказуемые поступки. И часто используют при этом кулаки. Она вспомнила, как Иоганнес тряс ее, вспомнила ярость на его лице, провела прикушенным языком по зубам, ощупывая воспаленный бугорок на его кончике. И все же ей казалось неправильным оставлять Иоганнеса в таком состоянии.
– Я хочу помочь ему, – сказала она.
– Пожалуйста, – пожала плечами Вин и вернулась к своим классикам.
Но сейчас она играла с меньшим энтузиазмом и с хмурым выражением лица. Собравшись с духом, Френсис подошла и встала поближе к Иоганнесу. Она не знала, что ей делать, и решила попробовать успокоить его, как делала ее мать, когда ей снились кошмары.
– Ну-ну, Иоганнес, – произнесла она. – Все хорошо.
Но он, похоже, ее не слышал. Она чувствовала неловкость и беспокойство, и все же ей было жаль его. Собрав все свое мужество, Френсис присела рядом с ним и осторожно похлопала его по колену. Он вздрогнул, пытаясь съежиться еще сильнее.
– Правда, все хорошо. Это всего лишь Оуэн, старший брат Вин, пинает свой футбольный мяч о стену. Он не знает, что мы здесь. Я клянусь, он не знает. Он просто очень любит играть со своим футбольным мячом и делает это даже тогда, когда остается один, как сейчас. Иоганнес! – Она погладила его по руке и заметила, что дрожь немного утихла.
Казалось, он наконец-то стал прислушиваться к тому, что она говорила.
– Оуэн старше нас, но моложе тебя, – продолжала Френсис, просто чтобы что-нибудь говорить. – Ему двенадцать лет. А тебе сколько?
Френсис уже давно гадала, сколько же ему лет, но никак не могла определиться.
– Neunzehn, – прошептал Йоганнес.
– Что? – переспросила Френсис.
Иоганнес медленно поднял голову и посмотрел на нее сквозь раздвинутые пальцы.
– Этот звук, – сказал он со слезами на глазах, – этот звук напомнил мне о другом месте. И других обстоятельствах. Я думал, что они сейчас войдут. Я думал, что они меня нашли.
– Никто не войдет, обещаю. Что значит «neunzehn»?
– Девятнадцать. Мне уже девятнадцать лет.
Френсис подобрала юбку и села. Вин перестала играть в классики и напряженно водила мелом по земле.
– А как там – там, где ты живешь? – спросила Френсис у Иоганнеса. – Я имею в виду Летний Дождь. Это очень далеко отсюда? Вин думает, что это в Шотландии.
– Это очень далеко, – сказал Иоганнес, вытирая глаза.
Он на мгновение задумался и вдруг судорожно вздохнул.
– Только не в Шотландии. Я не знаю… Я не знаю, где мы находимся сейчас, поэтому не могу сказать, насколько это далеко. Но все равно это очень долгий путь.
– Это за морем?
– Да-да, за морем, – подтвердил Иоганнес.
Чем больше он говорил, тем спокойнее становился, и его дрожь постепенно утихала.
– Это небольшой городок, в нем мало людей, он находится очень далеко на востоке моей страны. С юга его окружают большие холмы, крутые, покрытые темными лесами, где раньше жили волки.
Он продолжал рассказывать о реке, о каменоломнях в горах, о высоком шпиле на церкви, о струях древнего фонтана и о замке, построенном королем двести лет назад.
– Ты там родился? – осторожно поинтересовалась Френсис.
– Да, моя семья живет там уже много-много лет – мои родители и моя младшая сестра Клара. Она не намного старше вас двоих, и у нее такие же волосы, как у Вин. Мой отец делает игрушки, продает их на рождественских базарах и посылает в городской магазин игрушек. Его мастерская находится за нашим домом, и там всегда пахнет деревом, краской и клеем.
Воспоминания о доме заставили Иоганнеса улыбнуться.
– Так вот почему ты так хорошо умеешь делать разные штуки? Это твой отец научил тебя?
– Да-да, он научил меня. Когда я вернусь домой, то снова буду работать с ним, и мы сделаем много новых игрушек… – Иоганнес часто заморгал и судорожно сглотнул. – Если он вернется, и если я вернусь…
– А как ты вернешься, Иоганнес? – спросила Френсис.
Во дворе Вин перестала рисовать, видно было, что она к чему-то внимательно прислушивается, не отрывая взгляда от земли. Из-за стены послышались мальчишеские голоса, смех Оуэна, а потом стук мяча прекратился, и голоса стали удаляться вниз по склону. Внезапная тишина принесла Френсис облегчение. Из зарослей плюща на кладбищенской ограде слышалось пение черного дрозда, жужжали мухи, светило солнце, а вдалеке пыхтел и грохотал поезд, направлявшийся на станцию «Грин-парк».
– Я не знаю, – сказал Иоганнес. – Однажды… однажды появится какой-то способ.
– Мы хотим тебе помочь, – сказала Вин, которой надоело играть одной.
– Вы уже помогаете, – возразил Иоганнес. – Сестрички, я благодарен вам за еду, которую вы приносите. И я… я сожалею о том, что произошло. Мне очень жаль, что я сказал… будто вы предали меня.
