Френсис точно и не помнила, когда ее отношения с Джо из дружеских переросли в нечто большее. Когда они были детьми, она не думала о нем вовсе. Это был просто мальчишка, не такой противный, как большинство, но не более того. Долгое время после исчезновения Вин Френсис почти никуда не выходила. Всю осень и зиму, а затем и весну 1919 года единственным ее маршрутом был путь из дома в школу и обратно. Иногда она заходила к тете Пэм, изредка к миссис Хьюз. Она ни с кем не играла, нигде не бывала. Все народные гуляния и празднества в связи с окончанием войны прошли мимо нее. Только возвращение отца – похудевшего, постаревшего, но все такого же улыбчивого – тронуло ее сердце. Наступило лето, и Френсис снова стала бродить по городу, избегая тех мест, где она бывала раньше вместе с Вин, но главное – Френсис старалась убежать от себя самой.
Ей нравилось забираться повыше и оттуда смотреть на Бат – такой маленький и далекий, и очень хотелось ощущать себя такой же – маленькой и далекой. Таким способом она пыталась отстраниться от всего плохого, что с ней произошло, оставив это там, далеко, на Холлоуэй. Френсис одолевала многие мили и раз за разом сталкивалась с Джо Пэрри. Она не могла припомнить, когда именно это произошло в первый раз и сколько ей было лет. Возможно, десять, но, может быть, к тому времени уже и одиннадцать. Ее прогулки часто проходили неподалеку от фермы «Топкомб», и Френсис много раз видела его за работой – то он гнал их малочисленное стадо на дойку, размахивая хворостиной, то обратно – с дойки. Бывало, завалив овцу на спину, Джо держал ее, пока отец стриг шерсть на ногах, или же с помощью воронки и трубки поил овцу лекарством. Однажды она повстречала его, когда он бродил по полям с ружьем наперевес, стреляя ворон. Джо был на два года старше Френсис и уже не выглядел ребенком. Френсис тоже выглядела старше, – конечно, еще не взрослая, но уже и не дитя. Она и не заметила, как детство кончилось. Джо был в брезентовой куртке, такой грязной, что первоначальный цвет материала было уже не распознать. От него пахло овечьим жиром, сеном и землей. Брюки были заправлены в ботинки, а штанины ниже колен подвязаны веревками – защита от крыс и пауков. Накануне Френсис снова снился кошмар. Ее атаковали пауки и крысы. Они залезали под одежду, вгрызались в кожу. Она проснулась с колотящимся сердцем, задыхаясь, но все же удержалась от крика. После исчезновения Вин Френсис часто одолевали кошмары, и мать вынуждена была часто подходить к ней среди ночи, что ее утомляло и порой даже вызывало досаду. Тогда Френсис приучила себя молча лежать, уставившись в темноту, пока кошмар не рассеется и не потеряет над ней своей власти.
Было в Джо что-то такое, что ободряло и успокаивало. Возможно, потому, что он не так часто улыбался. Нет, он не был угрюмым или вспыльчивым, наоборот – по-простому серьезен и уравновешен. Он не имел привычки постоянно шутить или кривляться, так что Френсис не приходилось заставлять себя улыбаться или смеяться. Ему, как и Френсис, нравились долгие прогулки. Нравилось разыскивать следы диких животных – тоннели, проложенные барсуками в густых зарослях можжевельника; клочки шерсти или рога, сброшенные оленями; пахучие метки лисиц. Постепенно, незаметно они стали друзьями.
– Господи, как ты вымахала! – обронила Джудит Пэрри, когда Джо впервые пригласил Френсис на чай.
Френсис было уже двенадцать, и по росту она не уступала Джо, что весьма ее смущало. Чаепитие на ферме сильно отличалось от чая у тети Пэм и Сесилии. Не было ни пирожных, ни булочек, и уж подавно сервизных чашек с блюдцами. Джо просто наливал им по кружке, и они уходили в амбар или на железную скамейку перед домом, покрытую ржавчиной, которая проглядывала сквозь белую краску. Френсис нравился вид, открывающийся с этой скамьи, на Смоллкомб, кладбище в долине, за которым просматривались вдалеке дома Бата. Жизнь на ферме казалась Френсис совсем другим миром по сравнению с тем, в котором она жила. И Джо отличался от всех остальных людей, которых она знала.
– Я не нравлюсь твоей маме, – сказала как-то Френсис.
Джо поморщился, но возражать не стал.
– Она называет тебя чудачкой. Считает, что у тебя с головой не все в порядке.
Он всегда был прямолинеен и честен. Коротко улыбнувшись, Джо добавил:
– Да откуда ей знать?
– А что, если она права? – мрачно спросила Френсис.
– Ну и что из того? Кто сказал, что «не в порядке» означает «плохо».
Френсис промолчала.
– Ты тоже можешь как-нибудь зайти к нам на чай, – сказала она после паузы.
Но когда Джо смущенно замотал головой, Френсис почувствовала облегчение.
– Спасибо, но у меня правда нет времени, со всей этой работой здесь.
– Да все нормально, – поспешила успокоить его Френсис. – В любом случае, здесь лучше.
– Серьезно? – удивился Джо.
Френсис лишь неопределенно пожала плечами, разглядывая свою чашку.
– Все в городе до сих пор смотрят на меня как-то странно. Даже мои родители. Будто я тоже могу исчезнуть в какой-то момент.
– С какой стати? – спросил Джо, и Френсис снова неопределенно пожала плечами.
– Не знаю, – сказала она, отводя взгляд.
Так она впервые солгала Джо. На самом деле Френсис знала. Какое-то чувство подсказывало ей: то, что случилось с Вин, может произойти и с ней.
Они поцеловались в первый раз, когда Джо было шестнадцать, а Френсис – четырнадцать. Они сидели у повалившегося бука в Клэвертон-Даун в один из тех дней, когда дул холодный осенний ветер, сбивающий с ног. Это был не первый ее поцелуй. Такое случалось и раньше. Еще до того, как Оуэн отверг ее. Да и после тоже. Это были случайные поцелуи и случайные встречи, и радости они не приносили. Френсис позволила Джо поцеловать себя, потому что догадывалась, что он очень давно этого хотел. Люди все время от нее чего-то хотели.
«Выше голову! Почему бы тебе, в конце концов, не попробовать завести новых друзей? Надо двигаться дальше, Френсис!» – говорил ей отец после очередной ужасной отповеди матери, которая все время сокрушалась по поводу упрямого молчания Френсис и ее безразличия ко всему на свете. Говорил отец ласково – он всегда был ласков с ней, – но в тот раз в его словах сквозила еще и жалость. Френсис огорчало, что отец не понимает ее. В общем, она поцеловалась с Джо, потому что тот этого хотел и потому что должна была это сделать, – так она решила.
Нос у него был холодным и влажным, а руки – жесткими и сильными. Она почувствовала эту силу даже сквозь пальто, когда Джо порывисто обнял ее. Его рот, прежде такой знакомый и обыкновенный, вдруг превратился в нечто странное, непонятное и оказался способным на такие вещи, о которых оба они и понятия не имели. Во время этого поцелуя пальцы Френсис окоченели от холода, а живот странным образом словно сжался.
– Все было правильно? – спросил он, с трудом переводя дыхание, когда они отстранились друг от друга.
На нижней губе у него поблескивала слюна, глаза смотрели совсем иначе, а щеки налились румянцем. Они не стали парой после этого, отнюдь. По-прежнему оставались друзьями, но иногда целовались. Порой она не появлялась несколько дней подряд, и, когда они вновь встречались, Джо сердился и молчал. Тогда Френсис отправлялась гулять одна. Она целовалась и с другими парнями и не переживала, знает об этом Джо или нет. Если бы он спросил, она бы сказала, но, судя по всему, он не желал этого знать и имел благоразумие не спрашивать.
