– Я пришла, чтобы… поговорить о новых фактах в деле об исчезновении Бронвин Хьюз, – наконец выговорила Френсис.
– Бронвин Хьюз… – Инспектор Риз нахмурил брови, силясь отыскать в памяти это имя.
Риз был средних лет, и Френсис сомневалась, служил ли он в полиции двадцать четыре года назад и мог ли знать о деле Вин. Возможно, его и в Бате тогда не было, акцент выдавал в нем выходца из Лондона.
– Вам придется напомнить мне, – в итоге сдался инспектор.
– Она пропала двенадцатого августа тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда ей было восемь лет, а вчера нашли ее останки. Во время бомбежки в ночь на воскресенье.
– Ах да, да, я слышал об этой находке. Дело в том, что это случилось еще до моего приезда сюда. Да, последний фрагмент в незавершенной мозаике. Но здесь нет никакой загадки. Дело закрыто. О каких новых фактах вы хотели поговорить?
– Ну… о том, где обнаружилось тело. Я пыталась объяснить офицеру, который приезжал в Бичен-Клифф, но, боюсь, он меня не понял. Она лежала все это время там, где ее и спрятали тогда, понимаете, на заднем дворе ее собственного дома. Получается, ее спрятали под одной из надворных построек.
«Заглянули под каждый камень» – эта фраза не давала Френсис покоя, постоянно всплывая в памяти.
– А вы что, специалист в этой области? Можете с уверенностью сказать, что останки не были перенесены туда позже?
– Ну… нет. – Френсис часто заморгала, сдерживая нарастающее отчаяние, отчаяние не быть услышанной, не быть понятой. – Но ведь она… ее скелет был очень хрупкий. И все же каждая косточка находилась на своем месте. Они сделали фотографии, люди, которые забрали ее потом, – у одного из них была камера. Фотографии останков и окрестностей, чтобы можно было составить полную картину, – я попросила их сделать это. И я думаю… Ну хорошо, а вы не находите, что Вин захоронили так близко к ее дому, потому что она была убита… кем-то из ее знакомых? По крайней мере, тем, кто знал, где она живет?
– Любой убийца готов выжидать и высматривать, чтобы добыть нужную информацию. Вероятнее всего, он так и поступил. Похитители детей неделями выслеживают и подстерегают своих жертв, как хищники. А дом – это лучшее место, чтобы что-то спрятать. Люди зачастую не замечают, что у них делается под носом.
– Но… тот человек, которого тогда арестовали… он не знал, где она живет. И он никогда бы не пошел туда, даже если бы захотел…
– Почему вы в этом так уверены?
– Потому что я знала его. Я была… Я была его другом… Он был нашим другом.
– Да уж, бедный друг… – сказал Риз, но замялся и замолчал, и Френсис почувствовала, что внимание женщины-сержанта приковано к ней.
– Вы знали Бронвин Хьюз?
– Она была моей лучшей подругой. Я та, кто… Она… – Френсис смолкла, съежившись под их внимательными взглядами, как под ударами плетки. Краска хлынула ей в лицо, и щеки зарделись пламенем стыда.
– Если мне не изменяет память, – кашлянув, начал инспектор, – то этот человек был не только арестован, но и осужден судом присяжных и повешен.
– А что, если он этого не делал?
– Чего вы от меня хотите, миссис Пэрри? Воскресить его?
– Он мог бы быть оправдан. Посмертно. А настоящий убийца привлечен к суду.
– И кто же, по-вашему, настоящий убийца?
– Я… Я точно не знаю, – еле слышно произнесла Френсис.
От вопроса инспектора у нее снова свело желудок и бросило в пот. Снова из глубин ее памяти выплыли какие-то образы. Она вдруг ощутила на своей коже тепло летнего дня, почувствовала запах крапивы и вместе с этим – страх.
– Насколько мне известно, он был немец, – заговорил инспектор, – участник боевых действий на стороне противника в прошлой войне. И мужчина, который водит дружбу с маленькими девочками. Какие могли возникнуть вопросы…
– Он был австриец, – перебила Френсис. – И вопросы должны были возникнуть! Вопросы должны были возникнуть!
Она вовсе не хотела повышать голос. Инспектор напрягся, сержант заерзала на своем стуле.
– Итак, вы предлагаете, чтобы я вновь открыл дело, которое было раскрыто много лет назад, сейчас, когда все мы находимся в тяжелейших военных условиях и, кроме того, уже никто ничего не помнит. И это на основании того, что были найдены останки ребенка. При этом никакой дополнительной информации у вас нет, верно?
Френсис сидела, опустив глаза, не зная, что ответить; но вместе с тем в ней крепла уверенность в одном.
– Они повесили не того человека, – твердо сказала она и сама содрогнулась от этих слов.
Казалось, что все эти двадцать четыре года она ждала, чтобы произнести их, и они вызвали в ней холодящее, тошнотворное чувство вины.
– И вот именно сейчас, когда идет война и наш город на осадном положении из-за налетов немецких агрессоров, вы намерены заявить о невиновности этого человека?
– Он не был немцем! Но даже если бы и был, это не делает его убийцей.
– Думаю, беглый взгляд на окрестности говорит об обратном, миссис Пэрри.
– А о чем говорят бомбы, которые мы сбросили на них? Я читала о сожжении Любека! Так что, мы тоже убийцы? – выпалила Френсис на одном дыхании.
Инспектор Риз окинул ее холодным взглядом.
– Я советую вам идти домой, миссис Пэрри. Надеюсь, вы доберетесь самостоятельно. Если же нет, то, полагаю, найдутся люди, готовые вам помочь. Я понимаю, что обнаружение останков вашей подруги произвело тягостное впечатление…
– Вы что же, ничего не предпримете?
– Этой несчастной девочке уже ничем не поможешь, – ответил инспектор и резко встал.
Женщина-сержант, строчившая что-то в своем блокноте, подняла на него глаза.
– Может, мне следует выяснить у миссис Пэрри все подробности на случай, если нам понадобится… – обратилась она к инспектору.
– В этом нет необходимости, сержант Каммингс, – категоричным тоном прервал ее Риз.
Каммингс с извиняющимся видом посмотрела на Френсис, поднялась и проводила ее к двери. Френсис ничего не оставалось, как подчиниться. Раздавленная отказом, она удалилась.
* * *
Из полицейского участка Френсис направилась по тому же маршруту, который они проделали с Оуэном за день до этого, разыскивая Дэви. По дороге Френсис не раз оглядывалась – то и дело ей казалось, что позади кто-то идет, или слышались шаги, которые явно подстраивались под ритм ее ходьбы. Правда, она так и не заметила никого, кто наблюдал бы за ней или шел следом, но ощущение слежки все нарастало, к тому же усиливалась тревога из-за отсутствия каких-либо следов Дэви. В конце концов, едва сдерживая горькие слезы разочарования, она повернула домой и остановилась на мосту Полпенни, чтобы успокоиться. Тонкий лучик солнца пробился сквозь облака и скользнул по поверхности реки, поблескивая, словно рыбья чешуя. Много лет назад десять человек погибли, когда рухнул старый деревянный мост, и теперь, как слышала Френсис, несколько неразорвавшихся бомб упали на дно; погребенные под слоем тины, они будут лежать там, поджидая своего часа, чтобы в конце концов взорваться. Френсис смотрела на реку, а мысли ее убегали в далекое прошлое, когда ей было восемь лет и жизнь ее в одночасье надломилась, как тонкая кость. Со временем все срослось, обе половинки снова были вместе, но боль все еще чувствовалась.
