Обитатели трущоб выглядели подстать своим жилищам и представляли из себя тот еще «товарец», при виде которого большинство работорговцев должно было начать плеваться долго и далеко: тощие, немытые, с деформированными от тяжелой работы кистями рук, спутанными волосами и многочисленными шрамами и гнойниками на тех частях тела, которые не прикрывали вонючие заскорузлые одежды. Впрочем, Олег допускал, что часть грязи может являться своеобразным маскировочным покрытием, защищающим от хищников городского дна. Единственные, кто выглядел чуть-чуть получше прочих обитателей данного места и не сильно напоминал узников концентрационных лагерей, так это члены многочисленных банд, как правило, имеющие какую-нибудь единообразную деталь внешности. Например, шрам на лбу в одном и тот же месте или украшенный мазней криворуких художников кожаный наколенник. Не униформа, но вполне достаточный отличительный знак, чтобы окружающим при первом взгляде можно было определить принадлежность человека к определенной шайке. Еще образ представителей криминалитета, как правило, перемещающихся группами от трех до десяти человек, зачастую дополнял некомплект пальцев, ушей, глаз и ноздрей, а также украшающие лбы или щеки клейма, гласящие «Воръ», «Бандитъ» или нечто подобное. А вот инвалидов, клянчащих милостыню, тут не было. Совсем. Видимо им тут не подавали, а потому калеки здесь не выживали… Зато имелось много детей, пусть даже большая их часть явно заслуживала эпитета «маленькие взрослые». Одни невысокие фигурки ковыряли землю в чахлых огородиках, другие носили воду от колодцев в маленьких ведерках, третьи слонялись хвостиками за бандитами, довольствуясь ролью мальчиков на побегушках. Сложно сказать, в каком именно возрасте для местных жителей наступало совершеннолетие, однако Олег не раз и не два видел девочек лет четырнадцати-пятнадцати, которые кормили грудью одного ребенка, и в то же время, судя по выпуклости в районе живота, уже вынашивали второго. Про вред ранних беременностей и частых родов обитателям трущоб видимо никто не сообщал, а если и сообщал — здешним главам семейств в большинстве своем было плевать, поскольку лишние руки в хозяйстве всегда пригодятся, ну а вместо помершей супруги всегда можно взять другую, помоложе и покрасивше. Впрочем, и для мужчин тут, скорее всего, возраст свыше сорока лет являлся просто таки огромной редкостью.
— Аааа? — Спавшая на краю глубокого темного водоема чумазая личность с длинной клочковатой бородой, откуда явно не раз и не два выдирались весьма солидные куски, подняла голову и уставилась на приближающегося к нему Олега как таракан на тапок. Или скорее как ожиревшая и обленившаяся подвальная мышь на кота, которого хозяева за шкирку засунули в забитый картошкой, морковкой, капустой и прочими растительными дарами природы подпол, чтобы тот навел там порядок не в силу исполнения своих профессиональных обязанностей, как хотя бы от банального голода. — Ааа! Атас, облава! К оружию, братья-а-а-ааа!!!
Загребая жидкую грязь всеми четырьмя конечностями, этот гордый исследователь уличных луж рванул на глубину, где волны мутной вонючей жижи на пару мгновений даже скрыли его с головой, а после, по-прежнему не вставая на ноги, юркнул в дыру, расположенную у подножия деревянного забора, рядом с которым и плескалась сия субстанция, состоящая в равной степени из осадков, помоев и биологических отходов, которым вообще-то полагалось бы находиться в канализации, а не посреди проезжей части. Правда, находящийся на улице народ на вопли водолаза никак не отреагировал: люди по-прежнему либо старались поскорее спрятаться в свои убогие жилища, либо сворачивали в боковые переулочки, либо жались к стенам и старательно делали вид, будто их тут нет. То ли вид летящего на высоте пятнадцати сантиметров боевого мага их пугал, то ли топавший вслед за ним отряд из тридцати солдат, в том числе десяти людоящеров и восьми автоматронов. А может и Доброслава, принявшая свою форму человека-волка, взобравшаяся верхом на одного из магических роботов и скалящаяся клыками на всю округу. Шлепать своими ногами по грязи девушке было лень, а когтями держаться за металлическую поверхность волшебного андроида было удобнее.
— Облава! Ааа! — Постепенно удаляющиеся вопли беглеца, который явно находился в далеко не самом трезвом виде, раз спутал бойцов Олега с жандармами, что пришли наводить порядок в трущобах, резко стихли. То ли он поскользнулся и шмякнулся, то ли кто-то из местных жителей решил заткнуть крикуна. Хорошо еще, если не с летальным исходом. Внешний вид большинства местных жителей вызывал у летящего над уличной грязью чародея омерзение пополам с жалостью, и наполнял его твердой уверенностью в том, что тут зарезать могут и за кусок хлеба, и за хорошую обувь, и за горстку медяков… А уж наличие всего этого сразу повесит на спину крупную такую мишень. И снять её не поможет даже наличие какого-нибудь немудреного оружия вроде длинного ржавого гвоздя или тяжелой дубинки: обитатели городского дна не особо сильно дорожат своей жизнью, большинству из них почти нечего терять.
— Кажется мы уже почти у цели, — пробормотал себе под нос Олег, когда порыв ветра донес до его носа такие ядреные ароматы, что пред ними меркла даже трущобная вонь, и захотелось немедленно надеть противогаз. А лучше сразу костюм химической защиты. Едкий смог какой-то ядреной химии смешивался с запахом гниющего мяса и нечистот, образуя по-настоящему токсичную атмосферу. Во всяком случае, никаких зеленых деревьев рядом с собой чародей уже не видел, пробивающаяся по краям улицы трава выглядела чахлой, а дома и их обитатели выглядели еще более неказистыми и избитыми жизнью, чем остальные обитатели трущоб. — Я готов съесть новогоднюю елку вместе со всеми развешанными по ней игрушками, если ветер дует на нас не со стороны дубильных производств.
— А почему именно елку? — Полюбопытствовала Доброслава, что открыла свою зубастую пасть во всю ширь и теперь пыталась дышать ртом, словно собака на жаре.
— Чтобы хвоя своим привкусом все остальное перебила!
С каждым шагом концентрация ужасных запахов нарастала, и метров через триста трущобы кончились, уступив место открытому пространству. Но дело было вовсе не в том, что обитатели городского дна оказались не в силах выносить атмосферу ближайшего к их кварталу крупного предприятия, хотя чем ближе к дубильным производствам, тем больше встреченные отряду люди напоминали жертв проказы или поднявшиеся из могил полугнилые трупы. Просто его охранникам и даром не нужны были разного рода воришки, шлющиеся вблизи трехметрового каменного забора, по периметру которого стояли потемневшие деревянные вышки. А еще полоса свободной от растительности и построек земли очень помогала в предотвращении побегов из самой настоящей каторги, которой являлись дубильные предприятия. Работа там конечно была чуть легче и полезнее, чем ежедневный труд в глубокой шахте на каком-нибудь руднике, однако по доброй воле тут гробить свое здоровье редко соглашались даже обитатели трущоб, у которых с вариантами заработка было не так чтобы особо богато… И потому сюда силами правопорядка отправлялись те, кто попал в долговую яму, но окончательно своих прав все-таки не лишился, находясь где-то посередине между заключенным и свободным человеком. В отличии от рабов приносить этих людей в жертву официальным порядком было нельзя, грабить, продавать или умышленно калечить — тоже. За такое могли и оштрафовать почти как за свободных. Однако перебраться куда-то в более благополучные края они не могли, равно как и сменить род деятельности или потребовать себе прибавки к жалованию.
